Глава из книги Демократия: перезагрузка смыслов. М.: Праксис, 2010.
Леонид Владимирович Поляков - Зав.кафедрой общей политологии, Высшая школа экономики - Государственный университет, д.ф.н., профессор
Правда, стоит отметить, что сами отцы-основатели США не имели ни намерения, ни цели создавать именно «демократию». В соответствии с интеллектуальной модой эпохи, которую, разумеется, задавали французы, и в согласии с древнегреческим взглядом на демократию как одну из худших форм правления 1, они на римский манер заботились о создании «республики». А республикой, согласно классификации Монтескье, являлась любая форма правления, отличная от монархии. То есть - демократия либо аристократия. И все три эти формы противостоят деспотизму как беззаконному правления.
Что, собственно создали бывшие британские колонисты, окончательно (даже для
них самих) прояснил еще один француз - Алексис де Токвиль. Именно он, посланный
французским правительством в 1830 году в Америку для изучения устройства тамошней
пенитенциарной системы, «открыл», что на самом деле Америка это - «демократия».
Просто потому, что в ней никогда не было той аристократии, на которой держался весь
европейский ancient regime. Заодно прозорливый француз как бы походя предсказал
неизбежность глобальной конфронтации в будущем двух сверхдержав - США и России2.
1 И Платон, и Аристотель отводили демократии одно из последних мест в классификации наиболее предпочтительных форм правления.
2 «В настоящее время в мире существует два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся, как представляется, к единой цели. Это русские и англоамериканцы (…) У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира». - Алексис де Токвиль. Демократия в Америке. М., 1992, с.296.
По существу же это означало именно то, что Френсис Фукуяма в 1989 г. назвал «концом истории». демократия последовательно одолела всех своих оппонентов: в начале ХХ века - монархию, в середине века - фашизм, а в конце - коммунизм. Фукуяма писал свой текст за несколько месяцев до падения Берлинской стены и за два года до московского августовского путча, ставшего начало конца СССР. Но говорил о глобальной победе демократии как о деле фактически решенном. И был прав. А потому и провозгласил «конец истории» в одном конкретном смысле. Этот смысл касается противостояния «демократии» как формы народовластия, предполагающей «выбор» (периодические выборы людей во власть и равная доступность всех властных должностей), всем остальным, такового выбора не предполагающим. Иными словами речь шла о противостоянии «свободы» всем формам предопределенности, решенности «раз и навсегда», т.е. фактически «несвободы» под любым предлогом. Выражаясь в терминах И.Берлина, речь шла о противостоянии негативной «свободы от» любым возможным формам позитивной «свободы для»3. И, соответственно, о победе этой чисто негативной «свободы от» как бы «в мировом масштабе». Говоря совсем определенно - о полной и окончательной победе «либеральной демократии» 4.
Фукуяму как американца понять можно. Он с помощью Гегеля и русского гегельянца Александра Кожевникова (ставшего французским философом Александром Кожевым) построил объяснительную конструкцию торжества «свободы» над «коммунизмом» как своим последним историческим соперником. После самокапитуляции «коммунистического лагеря» никаких иных исторических соперников логически не предполагалось. История как бы исчерпала все анти-демократические альтернативы, и человечеству оставалось дружно двинуться по пути демократии.
Но Фукуяма, объявив этот эндшпиль принципиально (идеологически) неинтересным, ошибся именно как американец, для которого никакой иной демократии, кроме либеральной нет и быть не может. А между тем, в самом «демократическом проекте» Модерна исторически были заложены, по крайней мере, три различных варианта его реализации. И эти варианты требовали, прежде всего, логического просчета - анализа различных типов свободы в зависимости от того, кого мы определяем в качестве ее субъекта. Именно тут у Фукуямы, несмотря на неплохой философский background его знаменитой статьи, выявился очевидный дефицит.
Впрочем, не исключено, что именно Гегель с его формулой мирового прогресса «Свободен один (Восток) - свободны некоторые (Греко-римская античность) - свободны все (Германо-Христианский мир)» оказал Фукуяме «медвежью услугу». Запустив прогресс развития свободы «от одного ко всем», он как бы снял (не в смысле гегелевского же «снятия» - Aufgeben) вопрос о соприсутствии всех трех диахронически выявленных ее моментов в синхронии Модерна. В своей «идеальной» (как раз в смысле «конца истории») политической модели - конституционной монархии - Гегель, разумеется, их все совместил5. Но никакого отношения это к собственно «демократии» не имело. Или, точнее, если и имело, то лишь как способ ее полной дисквалификации в качестве логически обоснованного политического порядка.
Это ли обстоятельство, или что-либо иное, но факт остается фактом: Фукуяма положил «конец» истории в том месте, где она получает новый импульс. Ибо при исторической дискредитации анти-демократических (можно мягче - не-демократических) соперников, в самой демократической логике и, соответственно, ее исторической практике неизбежно активизируются еще как минимум две опции. Речь идет о том, что коль скоро имеется демократия либеральная, то в соответствии с базовой идеологической структурой Модерна6, должны быть актуализированы демократия социальная и демократия консервативная. И речь идет именно о глобальной конкуренции этих трех демократических проектов, а не о частных партийно-идеологических констелляциях в той или иной стране.
3 Подробнее см.: Л.В.Поляков. О понимании свободы. Перечитывая Исайю Берлина.//Полития, 2009, №1, сс. 78-91.
4 «То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления» - Фукуяма Френсис. Конец истории? // Философия истории. Антология. М., 1995, с.291.
5 «Эти формы, которые, таким образом, принадлежат различным целостностям, в конституционной монархии низведены до моментов; монарх - один; в правительственной власти выступает несколько человек, а в законодательной власти - вообще множество» - Г.В.Ф.Гегель. Философия права. М., 1990, с.312.
6 Детальнее об этом см.: Л.В.Поляков. Мораль и политика: идеологический крест «Современности как структура ответа. // Проблемы и суждения: голоса российской политологии. М., 2004, сс.66-72.
Дело, однако, в том, что историческая практика и прошлого, и настоящего неотвратимо свидетельствует о том, что свобода - и при том в своем аутентично либеральном смысле, как негативная свобода - вполне может быть атрибутирована и неким коллективным «индивидам». Например, в европейской средневековой и позднейшей истории известны примеры наделения «привилегиями», т.е. в точном английском смысле слова - «свободами от» как отдельных профессиональных и социальных групп (сословий), так и политико-административных единиц (например, городов).
А Модерн, хотя и начался с отрицания свободы как «привилегии» и утверждения равных прав каждого «человека», самой логикой своей развития поставил вопрос о правах, а тем самым - о свободе, таких коллективных целостностей («коллективных индивидов») как социальная группа (класс) и нация («народ», объединенный в государство).
Соответственно и «демократический проект» Модерна, стартовавший как содержательно либеральный в смысле конечной ориентации на врожденность и неотчуждаемость «прав человека», неизбежно начал «троиться». Сначала в качестве оппонента и конкурента появилась демократия социалистов, к концу XIX века сумевшая превратиться в часть европейского политического истеблишмента в виде «социал-демократии». А в середине века ХХ окончательно легитимизировался проект демократии консервативной (британские тори и различные континентальные «народные» либо «христианско-демократические» партии).
Именно этих имманентных конкурентов «либеральной демократии» игнорировал Фукуяма в своем «окончательном решении» судьбы исторического процесса. А именно эти конкуренты и заявили о себе, коль скоро либеральная демократия в своем североамериканском воплощении попыталась историю действительно закончить. И здесь уже недостаточно указания на то, что современные западные «социалисты» (социал-демократы и вообще - «левые»), а также и «консерваторы» (и вообще - «правые») принимают «права человека» в качестве фундаментальной и, следовательно - общедемократической ценности. Этот ценностный консенсус, претендуя на базисность, на самом деле оказывается поверхностным. Он маскирует глубинное расхождение в системе приоритетов и иерархических взаимосвязей, образуемой тремя ключевыми категориями, так сказать, «тремя китами» политического проекта Модерна - «свободой», «справедливостью» и «порядком».
Исходя из каждой категории, мы можем попытаться реконструировать иерархическое строение и ценностные приоритеты каждого из основных демократических проектов Модерна. И, тем самым, выявить возможность продолжения принципиально содержательной, то есть по-прежнему остроконкурентной истории.
Либеральность этого народоправия выражается в том, что каждый защищен от угнетающей власти всех остальных посредством изначальной фиксации (в американской конституции - билль о правах) индивидуальных прав и свобод каждого.
Абсолютная ценность для этого демократического проекта - свобода. Устанавливаемый на основе этой ценности порядок нацелен, прежде всего, на ее защиту, и конечная справедливость в обществе возникает именно как эффективная возможность каждого отстоять свои индивидуальные права. Справедливость здесь выступает как судебно-юридическая процедура, как justice - торжество закона. Формула справедливости здесь такова: равенство прав дает неравенство результатов.
Социальная демократия - фактически ровесник демократии либеральной, поскольку одновременно с «освобождением» от пут ancient regime возникает вопрос о том, кто, чем и на каких основаниях будет владеть при «новом режиме». Особенно актуален этот вопрос для сословий и социальных групп, которые не принадлежат к «средним», то есть - «имущим». Поэтому это такая форма народоправия, которая исходит из приоритета справедливости в отношениях всех социальных групп (классов), в особенности - в отношении групп, признаваемых дискриминируемыми и эксплуатируемыми.
Абсолютная ценность для этого демократического проекта - справедливость.
Устанавливаемый на основе этой ценности порядок нацелен на ограничение (регуляцию) свободы индивидов, а также некоторых социальных групп и классов (прежде всего в экономической сфере). Формула справедливости здесь такова: равенство прав должно давать равенство результатов.
Проект консервативной демократии - более поздний продукт Модерна. И не только потому, что аристократизм как наследник и «пережиток» прежней эпохи должен был получить историческое время для примирения с той «демократической действительностью», о неизбежности прихода которой говорил аристократ Токвиль8.
Конфликт либерального и социального демократических проектов, вызывавший революционные потрясения в течение всего XIX и, особенно, в начале ХХ столетий, стимулировал достаточно оригинальное самоопределение консервативной демократии.
Консервативная демократия - форма народоправия, которая исходит из приоритета общего блага, а это - порядок как гарантия безопасности. Эта демократия ориентирована на достижения блага общества в целом, а не отдельных групп и индивидов. Справедливость для групп возникает как следствие первоочередного обеспечения порядка, основанного, предпочтительно, на естественно-исторически возникших институтах, т.е. анонимного. И смысл этого порядка в том, чтобы обеспечить каждому изначально неравному по отношению ко всем остальным человеку возможность свободно самореализовываться в институционально оформленных социальных ролях. Найти себя не в «освобождении» от существующего порядка, который либерал рассматривает как сковывающий свободу, а социалист - как несправедливый. А в жизни и деятельности в соответствии со своим природным даром и предназначением.
Абсолютная ценность консервативно-демократического проекта - порядок. А формула справедливости здесь такова: неравные права - равный результат. История не «кончилась» вопреки прогнозу Фукуямы по, в общем-то, давно известной причине. Дело в том, что в борьбе против общего врага довольно часто (и в основном - вынужденно) объединяются те, кто готов забыть о серьезных разногласиях между собой ради общей победы. Но когда победа достигнута, победители и прежние союзники неизбежно столкнутся. История превращения «союзников» по антигитлеровской коалиции чуть ли не на следующий день после победы в непримиримых врагов (история того, что обычно именуется «холодной войной») - один из самых ярких примеров.
И после краха СССР произошло то же самое. Сегодня социалистический и консервативный демократические проекты, как бы освобожденные от обязательств «союзничества» перед «либеральной демократией», постепенно начинают все основательнее заявлять свои права в качестве содержательных альтернатив продолжающейся истории. Почему же для этого потребовалась ждать почти двадцать лет?
7 Предельный вариант этой передачи разработан Ж.-Ж.Руссо в трактате «Об общественном договоре», особенно в учении о неделимости и непредставляемости суверенитета народа.
8 «В сумеречном будущем уже сегодня можно открыть три очевидные истины. Первая из них состоит в том, что все наши современники влекомы неведомой силой, действие которой можно как-то урегулировать или замедлить, но не победить, и которая то слегка подталкивает людей, то со всей мощью влечет их к разрушению аристократии». - Алексис де Токвиль. Старый порядок и революция. М.,1997, с.7.
Биполярный пост-ялтинский мир был удобен для обеих сверхдержав в том отношении, что зеркально отраженный «образ врага» предельно упрощал организацию «порядка» на соответствующих «вверенных территориях». По обе стороны Берлинской стены жили под одним и тем же лозунгом: «Все для фронта, все - для победы!» И готовы были длить этот состояние вечно практически по знаменитой формуле Эдуарда Бернштейна: «Движение - все, конечная цель - ничто».
С саморазрушением одного из «полюсов» этого комфортно-разделенного мира и стартовала так называемая «глобализация» - объединение всего мира на основе либерально-демократического проекта. Роль оставшегося «полюса» а потому и естественного «лидера» глобализации взяли на себя США, предложив остальным союзникам по «демократии» заманчивую и прибыльную работу по «нормализации» бывшего «социалистического лагеря» вообще и постсоветского пространства в частности. Победителям символической «холодной войны» полагались вполне несимволические трофеи.
Собственно первое десятилетие после «конца истории» (последняя декада ХХ века) и ушло у «демократической коалиции» на то, чтобы совместно (хотя и в собственных интересах) поделить зоны влияния, а так же сколько-нибудь прибыльную собственность в бывших «соцстранах» и трех бывших республиках советской Прибалтики. В ходе этого дележа, однако, возникли первые «трения» и «напряжения», которые в дальнейшем (и вкупе с другими осложнениями) приведут к тому, что безапелляционное вроде бы лидерство либерально-демократического проекта окажется оспариваемым изнутри самой же «демократии».
Речь, конечно, идет о том, как американцами была сконструирована так называемая «новая Европа» как плацдарм своего влияния и когда нужно - противовес Европе «старой», то есть Западной. З.Бжезинский назвал это созданием «демократического плацдарма» для последующей «нормализации» Евразии в целом10.
Однако сами «старые» европейцы (французы и немцы в первую очередь) восприняли это как очередную демонстрацию излюбленных американцами power games. Быть простым «трамплином» для американского «демократического прыжка» в Евразию им как-то не захотелось. И они нашли способ ограничить влияние «новых» в Евросоюзе в виде знаменитой формулы 65-55.
Выдыхающееся лидерство американской «либеральной демократии» в начале второго «постисторического» десятилетия (первая декада XXI века) удалось реанимировать с помощью самого радикального средства - войны. Цифровой код 9/11 (американцы сначала указывают порядковый номер месяца, а потом число) открыл двери в новую эпоху, в которой наконец-то был обретен новый враг - «международный терроризм». Президент Буш-младший сообщил всему миру о том, что отныне America at war и что, следовательно, все внутренние разногласия между «демократами» должны быть отложены «на потом».
Однако самовольное (без санкции Совбеза ООН) вторжение в Ирак в 2003 г. войск «коалиции», т.е. главным образом США и Великобритании, не получило поддержки со стороны Франции, Германии и даже России. У которой к тому же вскоре появились дополнительные вопросы к методам либерально-демократической «нормализации» постсоветского пространства после «революции роз» в Грузии и «помаранчевой революции» в Украине.
Таким образом накапливалось достаточно много свидетельств того, что история отнюдь не кончилась даже помимо выдвинутой в 1993 г. С.Хантингтоном гипотезы о продолжении истории как «столкновении цивилизаций». И все они делали все более сомнительным и проблематичным формат либерально-демократической глобализации по-американски.
9 Единственное исключение - А.И.Солженицын, который еще в июле 1990 г. опубликовал (а писал и того раньше) знаменитую брошюру «Как нам обустроить Россию?», в которой представил проект политической организации России после краха «коммунистической империи».
10 «Следовательно, главная геостратегическая цель Америки в Европе может быть сформулирована весьма просто: путем более искреннего трансатлантического партнерства укреплять американский плацдарм на Евразийском континенте, с тем чтобы растущая Европа могла стать еще более реальным трамплином для продвижения в Евразию международного демократического порядка и сотрудничества». - З.Бжезинский. Великая шахматная доска. М., 2005. Оригинал книги под откровенным названием “The Grand Chessboard. American Primacy and Its Geostrategic Imperatives” вышел в 1997 г.
Окончание статьи - Глобальные парадоксы либеральной демократии
Судьба России в XXI веке
Петербургские политики и сегодня озабоченно следят за судьбой России, публикуют в этом блоге свои ссылки на интересные сообщения в Интернете, статьи, заметки, наблюдения, предложения, газетные вырезки.
Какое государство сложится в России в 21 веке: демократия, анархия, монархия, деспотия, олигархия или, может быть, гуманизм?
Блог придуман после выборов в декабре 2011 года, которые, по мнению наблюдателей, были сфальсифицированы.
Народ возмутился узурпацией власти и вышел на площади в Москве и Петербурге. Депутаты Ленсовета в декабре 2011 года сделали соответствующие заявления.
Судьба революционных реформ в книге
The Fate of Russia in XXI Century
What kind of state will become Russia in the 21st century: oligarchy, anarchy, despoteia, democracy, monarchy or, perhaps, humanism?
Petersburg politics convocation today closely follow the fate of Russia, put in this blog his Offers, observation, press clippings, Notes, links to interesting posts on the Internet, articles.
Blog launched after the election to representative bodies in December 2011, which, according to lost parties were rigged.
The people protested usurpation and went rallies. Deputies of in December 2011 made declarations.
The fate of the revolutionary reforms in the book
 |
| Ёсихиро Фрэнсис Фукуяма |
Леонид Поляков
Демократия в глобальном контексте
Леонид Владимирович Поляков - Зав.кафедрой общей политологии, Высшая школа экономики - Государственный университет, д.ф.н., профессор
Профессиональные интересы
- Методология социально-политических наук;
- История политических учений;
- Политическая философия;
- Политическое консультирование;
- Политическая социология;
- Социальная и политическая психология
Достижения и поощрения
- Почетная грамота Высшей школы экономики (ноябрь 2013)
- Почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации (ноябрь 2012)
- Почетная грамота Высшей школы экономики (ноябрь 2011)
- Благодарность Высшей школы экономики (сентябрь 2010)
- Почетная грамота Высшей школы экономики (ноябрь 2007)
- Лауреат премии "Золотая Вышка – 2005 в номинации Достижения в преподавательской деятельности
- Лучший преподаватель – 2014
- Лучший преподаватель – 2013
- Лучший преподаватель – 2012
Что, собственно создали бывшие британские колонисты, окончательно (даже для
них самих) прояснил еще один француз - Алексис де Токвиль. Именно он, посланный
французским правительством в 1830 году в Америку для изучения устройства тамошней
пенитенциарной системы, «открыл», что на самом деле Америка это - «демократия».
Просто потому, что в ней никогда не было той аристократии, на которой держался весь
европейский ancient regime. Заодно прозорливый француз как бы походя предсказал
неизбежность глобальной конфронтации в будущем двух сверхдержав - США и России2.
1 И Платон, и Аристотель отводили демократии одно из последних мест в классификации наиболее предпочтительных форм правления.
2 «В настоящее время в мире существует два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся, как представляется, к единой цели. Это русские и англоамериканцы (…) У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира». - Алексис де Токвиль. Демократия в Америке. М., 1992, с.296.
Об истории «без конца»
Единственное, чего де Токвиль не предсказал, так это исхода конфронтации. Однако вся логика его исследования американской демократии, как и последующих работ, говорила в пользу того, что глобальная победа «демократии» неизбежна. А коль скоро «Америка» и «демократия» это практически синонимы, то и финальный прогноз, от которого сам Токвиль как настоящий ученый (и действующий политик - член парламента) предпочел воздержаться, восстановить не трудно.По существу же это означало именно то, что Френсис Фукуяма в 1989 г. назвал «концом истории». демократия последовательно одолела всех своих оппонентов: в начале ХХ века - монархию, в середине века - фашизм, а в конце - коммунизм. Фукуяма писал свой текст за несколько месяцев до падения Берлинской стены и за два года до московского августовского путча, ставшего начало конца СССР. Но говорил о глобальной победе демократии как о деле фактически решенном. И был прав. А потому и провозгласил «конец истории» в одном конкретном смысле. Этот смысл касается противостояния «демократии» как формы народовластия, предполагающей «выбор» (периодические выборы людей во власть и равная доступность всех властных должностей), всем остальным, такового выбора не предполагающим. Иными словами речь шла о противостоянии «свободы» всем формам предопределенности, решенности «раз и навсегда», т.е. фактически «несвободы» под любым предлогом. Выражаясь в терминах И.Берлина, речь шла о противостоянии негативной «свободы от» любым возможным формам позитивной «свободы для»3. И, соответственно, о победе этой чисто негативной «свободы от» как бы «в мировом масштабе». Говоря совсем определенно - о полной и окончательной победе «либеральной демократии» 4.
Фукуяму как американца понять можно. Он с помощью Гегеля и русского гегельянца Александра Кожевникова (ставшего французским философом Александром Кожевым) построил объяснительную конструкцию торжества «свободы» над «коммунизмом» как своим последним историческим соперником. После самокапитуляции «коммунистического лагеря» никаких иных исторических соперников логически не предполагалось. История как бы исчерпала все анти-демократические альтернативы, и человечеству оставалось дружно двинуться по пути демократии.
Но Фукуяма, объявив этот эндшпиль принципиально (идеологически) неинтересным, ошибся именно как американец, для которого никакой иной демократии, кроме либеральной нет и быть не может. А между тем, в самом «демократическом проекте» Модерна исторически были заложены, по крайней мере, три различных варианта его реализации. И эти варианты требовали, прежде всего, логического просчета - анализа различных типов свободы в зависимости от того, кого мы определяем в качестве ее субъекта. Именно тут у Фукуямы, несмотря на неплохой философский background его знаменитой статьи, выявился очевидный дефицит.
Впрочем, не исключено, что именно Гегель с его формулой мирового прогресса «Свободен один (Восток) - свободны некоторые (Греко-римская античность) - свободны все (Германо-Христианский мир)» оказал Фукуяме «медвежью услугу». Запустив прогресс развития свободы «от одного ко всем», он как бы снял (не в смысле гегелевского же «снятия» - Aufgeben) вопрос о соприсутствии всех трех диахронически выявленных ее моментов в синхронии Модерна. В своей «идеальной» (как раз в смысле «конца истории») политической модели - конституционной монархии - Гегель, разумеется, их все совместил5. Но никакого отношения это к собственно «демократии» не имело. Или, точнее, если и имело, то лишь как способ ее полной дисквалификации в качестве логически обоснованного политического порядка.
Это ли обстоятельство, или что-либо иное, но факт остается фактом: Фукуяма положил «конец» истории в том месте, где она получает новый импульс. Ибо при исторической дискредитации анти-демократических (можно мягче - не-демократических) соперников, в самой демократической логике и, соответственно, ее исторической практике неизбежно активизируются еще как минимум две опции. Речь идет о том, что коль скоро имеется демократия либеральная, то в соответствии с базовой идеологической структурой Модерна6, должны быть актуализированы демократия социальная и демократия консервативная. И речь идет именно о глобальной конкуренции этих трех демократических проектов, а не о частных партийно-идеологических констелляциях в той или иной стране.
3 Подробнее см.: Л.В.Поляков. О понимании свободы. Перечитывая Исайю Берлина.//Полития, 2009, №1, сс. 78-91.
4 «То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления» - Фукуяма Френсис. Конец истории? // Философия истории. Антология. М., 1995, с.291.
5 «Эти формы, которые, таким образом, принадлежат различным целостностям, в конституционной монархии низведены до моментов; монарх - один; в правительственной власти выступает несколько человек, а в законодательной власти - вообще множество» - Г.В.Ф.Гегель. Философия права. М., 1990, с.312.
6 Детальнее об этом см.: Л.В.Поляков. Мораль и политика: идеологический крест «Современности как структура ответа. // Проблемы и суждения: голоса российской политологии. М., 2004, сс.66-72.
О субъектности свободы
Ошибка Фукуямы объяснима еще и с той точки зрения, что и философски, и на уровне common sense «свобода» понимается как атрибут единственного в мире существа - человека. Николая Бердяева, поставившего «свободу» онтологически раньше «Бога» и, таким образом, постулировавшего ее принципиальную безсубъектность, можно рассматривать как то самое исключение, которое лишь подтверждает правило. Собственно отсюда и вырастает убежденность в том, что либеральная демократия как демократия свободы по определению безальтернативна. О чьей же свободе может еще идти речь, кроме индивида? Человек - ее единственный и исключительный субъект, а потому «права и свободы человека» образуют внутреннее содержание «демократии» как некоей универсальной шумпетерианской процедуры.Дело, однако, в том, что историческая практика и прошлого, и настоящего неотвратимо свидетельствует о том, что свобода - и при том в своем аутентично либеральном смысле, как негативная свобода - вполне может быть атрибутирована и неким коллективным «индивидам». Например, в европейской средневековой и позднейшей истории известны примеры наделения «привилегиями», т.е. в точном английском смысле слова - «свободами от» как отдельных профессиональных и социальных групп (сословий), так и политико-административных единиц (например, городов).
А Модерн, хотя и начался с отрицания свободы как «привилегии» и утверждения равных прав каждого «человека», самой логикой своей развития поставил вопрос о правах, а тем самым - о свободе, таких коллективных целостностей («коллективных индивидов») как социальная группа (класс) и нация («народ», объединенный в государство).
Соответственно и «демократический проект» Модерна, стартовавший как содержательно либеральный в смысле конечной ориентации на врожденность и неотчуждаемость «прав человека», неизбежно начал «троиться». Сначала в качестве оппонента и конкурента появилась демократия социалистов, к концу XIX века сумевшая превратиться в часть европейского политического истеблишмента в виде «социал-демократии». А в середине века ХХ окончательно легитимизировался проект демократии консервативной (британские тори и различные континентальные «народные» либо «христианско-демократические» партии).
Именно этих имманентных конкурентов «либеральной демократии» игнорировал Фукуяма в своем «окончательном решении» судьбы исторического процесса. А именно эти конкуренты и заявили о себе, коль скоро либеральная демократия в своем североамериканском воплощении попыталась историю действительно закончить. И здесь уже недостаточно указания на то, что современные западные «социалисты» (социал-демократы и вообще - «левые»), а также и «консерваторы» (и вообще - «правые») принимают «права человека» в качестве фундаментальной и, следовательно - общедемократической ценности. Этот ценностный консенсус, претендуя на базисность, на самом деле оказывается поверхностным. Он маскирует глубинное расхождение в системе приоритетов и иерархических взаимосвязей, образуемой тремя ключевыми категориями, так сказать, «тремя китами» политического проекта Модерна - «свободой», «справедливостью» и «порядком».
Исходя из каждой категории, мы можем попытаться реконструировать иерархическое строение и ценностные приоритеты каждого из основных демократических проектов Модерна. И, тем самым, выявить возможность продолжения принципиально содержательной, то есть по-прежнему остроконкурентной истории.
После «конца истории»
Исторически и логически (поскольку «либерализация» есть простое отрицание, перемена знака) первый демократический проект - это именно либеральный. Объединение демократизма и либерализма в нем происходит следующим образом. Либеральная демократия - это народоправие, поскольку власть передается от одного - всем7.Либеральность этого народоправия выражается в том, что каждый защищен от угнетающей власти всех остальных посредством изначальной фиксации (в американской конституции - билль о правах) индивидуальных прав и свобод каждого.
Абсолютная ценность для этого демократического проекта - свобода. Устанавливаемый на основе этой ценности порядок нацелен, прежде всего, на ее защиту, и конечная справедливость в обществе возникает именно как эффективная возможность каждого отстоять свои индивидуальные права. Справедливость здесь выступает как судебно-юридическая процедура, как justice - торжество закона. Формула справедливости здесь такова: равенство прав дает неравенство результатов.
Социальная демократия - фактически ровесник демократии либеральной, поскольку одновременно с «освобождением» от пут ancient regime возникает вопрос о том, кто, чем и на каких основаниях будет владеть при «новом режиме». Особенно актуален этот вопрос для сословий и социальных групп, которые не принадлежат к «средним», то есть - «имущим». Поэтому это такая форма народоправия, которая исходит из приоритета справедливости в отношениях всех социальных групп (классов), в особенности - в отношении групп, признаваемых дискриминируемыми и эксплуатируемыми.
Абсолютная ценность для этого демократического проекта - справедливость.
Устанавливаемый на основе этой ценности порядок нацелен на ограничение (регуляцию) свободы индивидов, а также некоторых социальных групп и классов (прежде всего в экономической сфере). Формула справедливости здесь такова: равенство прав должно давать равенство результатов.
Проект консервативной демократии - более поздний продукт Модерна. И не только потому, что аристократизм как наследник и «пережиток» прежней эпохи должен был получить историческое время для примирения с той «демократической действительностью», о неизбежности прихода которой говорил аристократ Токвиль8.
Конфликт либерального и социального демократических проектов, вызывавший революционные потрясения в течение всего XIX и, особенно, в начале ХХ столетий, стимулировал достаточно оригинальное самоопределение консервативной демократии.
Консервативная демократия - форма народоправия, которая исходит из приоритета общего блага, а это - порядок как гарантия безопасности. Эта демократия ориентирована на достижения блага общества в целом, а не отдельных групп и индивидов. Справедливость для групп возникает как следствие первоочередного обеспечения порядка, основанного, предпочтительно, на естественно-исторически возникших институтах, т.е. анонимного. И смысл этого порядка в том, чтобы обеспечить каждому изначально неравному по отношению ко всем остальным человеку возможность свободно самореализовываться в институционально оформленных социальных ролях. Найти себя не в «освобождении» от существующего порядка, который либерал рассматривает как сковывающий свободу, а социалист - как несправедливый. А в жизни и деятельности в соответствии со своим природным даром и предназначением.
Абсолютная ценность консервативно-демократического проекта - порядок. А формула справедливости здесь такова: неравные права - равный результат. История не «кончилась» вопреки прогнозу Фукуямы по, в общем-то, давно известной причине. Дело в том, что в борьбе против общего врага довольно часто (и в основном - вынужденно) объединяются те, кто готов забыть о серьезных разногласиях между собой ради общей победы. Но когда победа достигнута, победители и прежние союзники неизбежно столкнутся. История превращения «союзников» по антигитлеровской коалиции чуть ли не на следующий день после победы в непримиримых врагов (история того, что обычно именуется «холодной войной») - один из самых ярких примеров.
И после краха СССР произошло то же самое. Сегодня социалистический и консервативный демократические проекты, как бы освобожденные от обязательств «союзничества» перед «либеральной демократией», постепенно начинают все основательнее заявлять свои права в качестве содержательных альтернатив продолжающейся истории. Почему же для этого потребовалась ждать почти двадцать лет?
7 Предельный вариант этой передачи разработан Ж.-Ж.Руссо в трактате «Об общественном договоре», особенно в учении о неделимости и непредставляемости суверенитета народа.
8 «В сумеречном будущем уже сегодня можно открыть три очевидные истины. Первая из них состоит в том, что все наши современники влекомы неведомой силой, действие которой можно как-то урегулировать или замедлить, но не победить, и которая то слегка подталкивает людей, то со всей мощью влечет их к разрушению аристократии». - Алексис де Токвиль. Старый порядок и революция. М.,1997, с.7.
«Постисторическая» интермедия
Дело в том, что неожиданное для всех9 исчезновение СССР произвело весьма неожиданный же эффект в «стане победителей». К тому, что страшный враг - «империя зла» - почти мгновенно исчезнет, на Западе никто не был готов. Внезапно достигнутая цель спутала все геостратегические «карты».Биполярный пост-ялтинский мир был удобен для обеих сверхдержав в том отношении, что зеркально отраженный «образ врага» предельно упрощал организацию «порядка» на соответствующих «вверенных территориях». По обе стороны Берлинской стены жили под одним и тем же лозунгом: «Все для фронта, все - для победы!» И готовы были длить этот состояние вечно практически по знаменитой формуле Эдуарда Бернштейна: «Движение - все, конечная цель - ничто».
С саморазрушением одного из «полюсов» этого комфортно-разделенного мира и стартовала так называемая «глобализация» - объединение всего мира на основе либерально-демократического проекта. Роль оставшегося «полюса» а потому и естественного «лидера» глобализации взяли на себя США, предложив остальным союзникам по «демократии» заманчивую и прибыльную работу по «нормализации» бывшего «социалистического лагеря» вообще и постсоветского пространства в частности. Победителям символической «холодной войны» полагались вполне несимволические трофеи.
Собственно первое десятилетие после «конца истории» (последняя декада ХХ века) и ушло у «демократической коалиции» на то, чтобы совместно (хотя и в собственных интересах) поделить зоны влияния, а так же сколько-нибудь прибыльную собственность в бывших «соцстранах» и трех бывших республиках советской Прибалтики. В ходе этого дележа, однако, возникли первые «трения» и «напряжения», которые в дальнейшем (и вкупе с другими осложнениями) приведут к тому, что безапелляционное вроде бы лидерство либерально-демократического проекта окажется оспариваемым изнутри самой же «демократии».
Речь, конечно, идет о том, как американцами была сконструирована так называемая «новая Европа» как плацдарм своего влияния и когда нужно - противовес Европе «старой», то есть Западной. З.Бжезинский назвал это созданием «демократического плацдарма» для последующей «нормализации» Евразии в целом10.
Однако сами «старые» европейцы (французы и немцы в первую очередь) восприняли это как очередную демонстрацию излюбленных американцами power games. Быть простым «трамплином» для американского «демократического прыжка» в Евразию им как-то не захотелось. И они нашли способ ограничить влияние «новых» в Евросоюзе в виде знаменитой формулы 65-55.
Выдыхающееся лидерство американской «либеральной демократии» в начале второго «постисторического» десятилетия (первая декада XXI века) удалось реанимировать с помощью самого радикального средства - войны. Цифровой код 9/11 (американцы сначала указывают порядковый номер месяца, а потом число) открыл двери в новую эпоху, в которой наконец-то был обретен новый враг - «международный терроризм». Президент Буш-младший сообщил всему миру о том, что отныне America at war и что, следовательно, все внутренние разногласия между «демократами» должны быть отложены «на потом».
Однако самовольное (без санкции Совбеза ООН) вторжение в Ирак в 2003 г. войск «коалиции», т.е. главным образом США и Великобритании, не получило поддержки со стороны Франции, Германии и даже России. У которой к тому же вскоре появились дополнительные вопросы к методам либерально-демократической «нормализации» постсоветского пространства после «революции роз» в Грузии и «помаранчевой революции» в Украине.
Таким образом накапливалось достаточно много свидетельств того, что история отнюдь не кончилась даже помимо выдвинутой в 1993 г. С.Хантингтоном гипотезы о продолжении истории как «столкновении цивилизаций». И все они делали все более сомнительным и проблематичным формат либерально-демократической глобализации по-американски.
9 Единственное исключение - А.И.Солженицын, который еще в июле 1990 г. опубликовал (а писал и того раньше) знаменитую брошюру «Как нам обустроить Россию?», в которой представил проект политической организации России после краха «коммунистической империи».
10 «Следовательно, главная геостратегическая цель Америки в Европе может быть сформулирована весьма просто: путем более искреннего трансатлантического партнерства укреплять американский плацдарм на Евразийском континенте, с тем чтобы растущая Европа могла стать еще более реальным трамплином для продвижения в Евразию международного демократического порядка и сотрудничества». - З.Бжезинский. Великая шахматная доска. М., 2005. Оригинал книги под откровенным названием “The Grand Chessboard. American Primacy and Its Geostrategic Imperatives” вышел в 1997 г.
Окончание статьи - Глобальные парадоксы либеральной демократии
Судьба России в XXI веке
Философия блога.
Петербургские политики и сегодня озабоченно следят за судьбой России, публикуют в этом блоге свои ссылки на интересные сообщения в Интернете, статьи, заметки, наблюдения, предложения, газетные вырезки.
Какое государство сложится в России в 21 веке: демократия, анархия, монархия, деспотия, олигархия или, может быть, гуманизм?
Блог придуман после выборов в декабре 2011 года, которые, по мнению наблюдателей, были сфальсифицированы.
Народ возмутился узурпацией власти и вышел на площади в Москве и Петербурге. Депутаты Ленсовета в декабре 2011 года сделали соответствующие заявления.
На страницах этого блога вы найдете интересные статьи:
- Юрий Вдовин. Вызовы и приоритеты XXI века.
- Александр Сазанов. Седые политики встречают политическую весну-2012.
- Павел Цыпленков. «Да-да-нет-да» 20 лет спустя.
- Сергей Басов. Альтернативная избирательная философия.
- Сергей Егоров. Вырваться из плена советской мифологии!
- Лев Семашко. Гармония против революции.
Судьба революционных реформ в книге
«Колбасно-демократическая революция в России. 1989-1993»
The Fate of Russia in XXI Century
Information about this site.
What kind of state will become Russia in the 21st century: oligarchy, anarchy, despoteia, democracy, monarchy or, perhaps, humanism? Petersburg politics convocation today closely follow the fate of Russia, put in this blog his Offers, observation, press clippings, Notes, links to interesting posts on the Internet, articles.
Blog launched after the election to representative bodies in December 2011, which, according to lost parties were rigged.
The people protested usurpation and went rallies. Deputies of in December 2011 made declarations.
On the pages of this online journal - publication about the History, Finance, Economy, Culture, War, Politics:
- P.Tsyplenkov. The End of History of Soviet power.
- A.Sazanov. Grizzly politics meet the political spring 2012.
- Yu.Vdovin. Savagery - the latest twist in the history of Russia?.
- S.Egorov. A judicial reform: three main directions.
- L.Semashko. Si vis pacem, para bellum.
- S.Basov. The Constitution of a human.
Комментариев нет :
Отправить комментарий