понедельник, 11 ноября 2019 г.

Спор в канун Победы (апрель 1945)

Навстречу 75-летию Великой Победы
Немецкие фашисты разорвали живого ребенка
на две части,
мать должна была глядеть.

(И.Эренбург)

Илья Григорьевич Эренбург
Илья Григорьевич Эренбург
Илья Эренбург во время войны писал по две статьи в день для русских и зарубежных изданий. Он пламенно обличал захватчиков-фашистов, призывал красноармейцев мстить немцам. И это, в конце концов, не понравилось Сталину. Вождь и генералиссимус приказал окоротить красноречивого агитатора. Эренбурга перестали печатать с апреля 1945 года. Когда пришла Победа, Эренбургу все-таки позволили напечатать в «Правде» статью «Утро мира». Поехать в Берлин ему, разумеется, не предложили.
Вспоминая Победу, Эренбург с горечью написал в мемуарах: «Последний день войны… Никогда я не испытывал такой связи с другими, как в военные годы. Некоторые писатели тогда написали хорошие романы, повести, поэмы. А что у меня осталось от тех лет? Тысячи статей, похожих одна на другую, которые теперь сможет прочитать только чрезмерно добросовестный историк, да несколько десятков стихотворений. Но я пуще всего дорожу теми годами: вместе со всеми я горевал, отчаивался, ненавидел, любил. Я лучше узнал людей, чем за долгие десятилетия, крепче их полюбил – столько было беды, столько душевной силы, так прощались и так держались.

Об этом думал ночью, когда погасли огни ракет, стихли песни и женщины плакали в подушку, боясь разбудить соседей, – о горе, о мужестве, о любви, о верности».
Основной спор возник из-за статьи Эренбурга "Хватит". Ответом стала специальная статья в "Правде" - "Товарищ Эренбург упрощает".

Хватит

Пал неприступный Кенигсберг, пал через двенадцать часов после заверений берлинского радио, что никогда русским не быть в Кенигсберге. Перо летописца не поспевает за историей. Красная Армия - в центре Вены. Союзные войска подошли к Бремену и Брауншвейгу. Фрицы, застрявшие в Голландии, оттуда не выберутся. Не выберутся и фрицы из Рура. Неделю тому назад немцы говорили о "рубеже Эльбы". Еще недавно Гитлер думал укрыться в Австрии, теперь он в ужасе смотрит на юг. Трудно перечислить, что он потерял: побережье Балтики от Тильзита до Штеттина, все промышленные районы - Силезию, Саарский округ, Рур, житницы Пруссии и Померании, богатейший Франкфурт, столицу Бадена Карлсруэ, большие города - Кассель, Кельн, Майнц, Мюнстер. Вюрцбург, Ганновер. Американские танкисты начали экскурсию по живописному Гарцу. Вскоре они увидят гору Брокен, на которой, по преданию, водятся ведьмы. Вряд ли это зрелище их удивит: в немецких городах они видели вполне реальных ведьм. Другая американская часть подошла к баварскому городу, который я не раз упоминал в статьях, прельщенный его мелодичным наименованием - к Швейнфурту (в переводе "Свиной брод").
Бывают агонии, преисполненные величия. Германия погибает жалко - ни пафоса, ни достоинства. Вспомним пышные парады, берлинский "Спортпалас", где столь часто Адольф Гитлер рычал: он завоюет мир. Где он теперь? В какой щели? Он привел Германию к бездне и теперь предпочитает не показываться. Его помощники озабочены одним: как спасти свою шкуру. Американцы нашли золотой запас Германии, брошенный удиравшими бандитами. Что же, немки теряют краденые шубы и ложки, а правители рейха теряют тонны золота. И все бегут, все мечутся, все топчут друг друга, пытаясь пробраться к швейцарской границе.
"1918 год не повторится", - высокомерно заявил Геббельс; это было несколько месяцев тому назад. Теперь немцы не смеют мечтать о повторении 1918 года. И 1918 год не повторится. Тогда во главе Германии стояли политики, пусть тупые, генералы, пусть битые, дипломаты, пусть слабые. Теперь во главе Германии стоят гангстеры, теплая компания уголовников. И видные бандиты не думают о судьбе мелких воришек, которые их окружают, бандиты заняты не будущим Германии, а поддельными паспортами. Им не до переговоров и переворотов: они отращивают бороды и красят шевелюру. Иностранная печать добрый год обсуждала термин "безоговорочной капитуляции". А вопрос не в том, захочет ли Германия капитулировать. Некому капитулировать. Германии нет: есть колоссальная шайка, которая разбегается, когда речь заходит об ответственности. Капитулируют генералы и фрицы, бургомистры и помощники бургомистров, капитулируют полки и роты, города, улицы, квартиры. А в других ротах, в соседних домах или квартирах бандиты еще упираются, прикрываясь именем Германии. Так закончилась затея невежественных и кровожадных фашистов покорить мир.
"Дойче альгемайне цайтунг" уверяет своих читателей (есть ли еще таковые? Ведь немцам теперь не до газет), будто германские солдаты "с фанатизмом сражаются как против большевиков, так и против американцев". Наши союзники могут посмеяться над этими словами: за один день почти без боев они взяли сорок тысяч немцев. Корреспонденты рассказывают, что американцы в своем продвижении на восток встречают одно препятствие: толпы пленных, которые забивают все дороги. Завидев американцев, немцы воистину с фанатическим упорством сдаются в плен. Пленные движутся без .конвоя, и часовые возле лагерей поставлены не для того, чтобы помешать пленным убежать, а затем, чтобы сдающиеся фрицы, врываясь в лагеря, не раздавили бы друг друга. Забыты и бог Вотан, и Ницше, и Адольф Гитлер, он же Шикльгрубер, - сверхчеловеки подбодряют друг друга словами: "Потерпи, приятель, американцы уже близко..."
Зарубежный читатель спросит: почему же немцы с таким упорством пытались отстоять Кюстрин? Почему они яростно дерутся на улицах Вены, окруженные неприязнью венцев? Почему немцы отчаянно защищали Кенигсберг, отделенный сотнями километров от фронта на Одере? Для того чтобы ответить на эти вопросы, нужно вспомнить страшные раны России, о которых многие не хотят знать и которые многие хотят забыть.
1 апреля 1944 года немцы убили 86 жителей французского поселка Аск. Немецкий офицер, руководивший убийством, когда его запросили о причинах расстрела, объяснил, что "по ошибке он применил приказ, относившийся к оккупированной советской территории". Я не преуменьшаю мучений, пережитых Францией; я люблю французский народ и понимаю его горе. Но пусть все задумаются над словами людоедов. Генерал де Голль недавно поехал на пепелище деревни Орадур, всех жителей которой немцы убили. Таких деревень во Франции четыре. Сколько таких деревень в Белоруссии?
Я напомню о селах Ленинградской области, где немцы жгли избы с людьми. Я напомню о дороге Гжатск-Вильно: о том, как тщательно, аккуратно солдаты германской армии, не гестаповцы, даже не эсэсовцы, нет, самые обыкновенные фрицы жгли Орел, Смоленск, Витебск, Полтаву, сотни других городов. Когда немцы убили несколько английских военнопленных, зарубежные газеты справедливо писали о неслыханном варварстве. Сколько советских военнопленных немцы расстреляли, повесили, замучили голодной смертью? Если есть у мира совесть, мир должен покрыться трауром, глядя на горе Белоруссии. Ведь редко встретишь белоруса, у которого немцы не загубили близких. А Ленинград? Разве можно спокойно думать о трагедии, пережитой Ленинградом? Кто такое забудет, не человек, а дрянной мотылек.
Когда-то беда одного обиженного потрясала совесть человечества. Так было с делом Дрейфуса: одного невинного еврея осудили на заточение в крепость, и это возмутило мир, негодовал Эмиль Золя, выступали Анатоль Франс, Мирбо, а с ними лучшие умы всей Европы. Гитлеровцы убили у нас не одного, а миллионы невинных евреев. И нашлись люди на Западе, которые упрекают наши сухие, скромные отчеты в "преувеличении". Я хотел бы, чтобы до конца их дней зарубежным умиротворителям снились бы дети в наших ярах, полуживые, с раздробленными телами, зовущие перед смертью своих матерей.
Горе нашей Родины, горе всех сирот, наше горе - ты с нами в эти дни побед, ты раздуваешь огонь непримиримости, ты будишь совесть спящих, ты кидаешь тень, тень изуродованной березы, тень виселицы, тень плачущей матери на весну мира.
Я стараюсь сдержать себя, я стараюсь говорить как можно тише, как можно строже, но у меня нет слов. Нет у меня слов, чтобы еще раз напомнить миру о том, что сделали немцы с моей землей. Может быть, лучше повторить одни названия: Бабий Яр, Тростянец, Керчь, Понары, Бельжец. Может быть, лучше привести холодные цифры. В одном соединении опросили 2103 человека. Вот статистика крови и слез:
Погибло на фронтах родственников - 1288. 
Расстреляно и повешено жен, детей, родных - 532. 
Насильно отправлено в Германию - 393. 
Родственники подверглись избиению - 222. 
Разграблены и уничтожены хозяйства - 314. 
Сожжены дома - 502. 
Отобраны коровы, лошади, мелкий скот - 630. 
Родственники вернулись с фронта инвалидами - 201. 
Лично подверглись избиению на оккупированной территории - 161. 
Получили ранения на фронтах - 1268.
Но если цифры потеряли власть над сердцами, спросите четырех танкистов, почему они торопятся в Берлин.
Лейтенант Вдовиченко расскажет, как немцы в селе Петровка нашли его фотографию; они пытали сестру лейтенанта Аню каленым железом - "где русский офицер?", потом привязали крохотную Аллочку к двум дубочкам и разорвали ребенка на две части, мать должна была глядеть.
Сержант Целовальников ответит, что немцы в Краснодаре удушили отца, мать, сестер.
Все родные сержанта Шандлера были сожжены немцами в Велиже.
Семья старшины Смирнова погибла в Пушкине во время оккупации.
Это судьба четырех танкистов, которые вместе воюют. Таких миллионы. Вот почему немцы так страшатся нас. Вот почему легче взять десять городов в Вестфалии, чем одну деревню на Одере. Вот почему Гитлер, вопреки всем доводам разума, шлет свои последние дивизии на Восток.
На Западе немцы говорят: "Чур-чура", они, дескать, больше не играют. Они ведь не были в Америке.
О, разумеется, три года тому назад один наглый фриц при мне говорил моему американскому другу Леланду Стоу: "Мы придем и в Америку, хотя это далеко". Но от намерений не горят города и не умирают дети.
Нахальные немцы держатся с американцами как некая нейтральная держава. Английские и американские корреспонденты приводят десятки живописных примеров. Я остановлюсь прежде всего на именитом экземпляре: на архиепископе Мюнстера Галене. Он бесспорно знает, что в Америке проживает фюрер немецких католиков Брюнинг, окруженный всемерными заботами. И архиепископ спешит заверить: "Я тоже против наци". Засим архиепископ излагает программу: а) немцы против иностранцев; б) союзники должны загладить ущерб, причиненный немцам воздушными бомбардировками; в) Советский Союз - враг Германии, и нельзя пускать в Германию русских; г) если предшествующее будет выполнено, то "лет через 65 установится в Европе мир". Остается добавить, что католические газеты Америки и Англии вполне удовлетворены созидательной программой этого архидуховного людоеда. Перейдем к мирянам, эти не лучше.
Корреспондент "Дейли геральд" описывает, как в одном городке жители обратились к союзникам "с просьбой помочь поймать убежавших русских военнопленных". Все английские газеты сообщают, что в Оснабрюкене союзники оставили на своем посту гитлеровского полицейского; этот последний поджег дом, в котором находились русские женщины. Корреспондент "Дейли телеграф" пишет, что немецкий фермер требовал: "Русские рабочие должны остаться, иначе я не смогу приступить к весенним работам". Причем английский журналист спешит добавить, что он вполне согласен с доводами рабовладельца. Он не одинок: военные власти выпускали листовку на пяти языках, приглашая освобожденных рабов вернуться на фермы к своим рабовладельцам, "чтобы произвести весенние полевые работы".
Почему немцы на Одере не похожи на немцев на Везере? Потому что никто не может себе представить следующей картины: в занятом Красной Армией городе гитлеровский полицейский, оставленный на своем посту, сжигает американцев, или немцы обращаются к красноармейцам с просьбой помочь им поймать убежавших английских военнопленных, или немцы обращаются к русским с просьбой оставить им на месяц-другой французских рабов, или Илья Эренбург пишет, что "необходимо оставить на немецких фермах голландских рабочих, дабы не расшатывать земледелия Померании". Нет, людоеды не ищут у нас талонов на человечину, рабовладельцы не надеются получить у нас рабов, фашисты не видят на Востоке покровителей. И поэтому Кенигсберг мы взяли не по телефону. И поэтому Вену мы берем не фотоаппаратами.
Сегодня союзники сообщают, что их танки подходят к границам Саксонии. У восточных границ Саксонии стоят части Красной Армии. Мы знаем, что нам придется прорывать немецкую оборону: бандиты будут отбиваться. Но Красная Армия привыкла разговаривать с немцами оружием: так мы с ними и договорим наш разговор. Мы настаиваем на нашей роли не потому, что мы честолюбивы: слишком много крови на лаврах. Мы настаиваем на нашей роли потому, что приближается час последнего суда, и кровь героев, совесть Советской России вопиет: прикройте бесстыдную наготу архиепископа Мюнстера!
Гитлеровских полицейских посадите под замок до того, как они совершат новые злодеяния!
Немцев, которые "ловят русских", образумьте, пока не поздно - пока русские не начали ловить их!
Рабовладельцев пошлите на работу, пусть гнут свои наглые спины!
Добивайтесь настоящего мира не через 65 лет, а теперь, и не мюнхенски-мюнстерского, а честного, человеческого.
В нашем возмущении с нами все народы, узнавшие пяту немецких захватчиков, - поляки и югославы, чехословаки и французы, бельгийцы и норвежцы. Одним было горше, чем другим, но всем было горько, и все хотят одного: укротить Германию. С нами солдаты Америки, Великобритании, которые видят теперь жестокость и гнусность гитлеровцев. Корреспондент "Ассошиэйтед пресс" пишет, что солдаты 2-й танковой дивизии, увидев, как немцы мучили русских военнопленных и еврейских девушек, сказали: "Самое худшее, что мы можем сделать с немцами, будет слишком хорошо для них". А в другом немецком лагере, собрав немцев перед трупами людей всех национальностей, американский полковник сказал: "За это мы будем вас ненавидеть до конца наших дней".
Близится день нашей встречи с нашими друзьями. Мы придем на эту встречу гордые и радостные. Мы крепко пожмем руки американскому, английскому и французскому солдатам. Мы всем скажем: довольно. Немцы сами себя назвали оборотнями. Но облава будет настоящая. Друзей архиепископа Галена, леди Гибб, Дороти Томпсон и прочих покровителей душегубов просят не беспокоиться.
Оборотней не будет: теперь не восемнадцатый год, хватит!
И на этот раз они не обернутся и не вернутся.
Илья Эренбург
«Красная звезда»
11 апреля 1945 г.
 

Товарищ Эренбург упрощает

Начальник Управления пропаганды и агитации ЦК Г. Александров
Георгий Федорович Александров
В газете "Красная, звезда" от 11 апреля с.г. опубликована статья И. Эренбурга "Хватит!". В этой статье т. Эренбург затрагивает вопрос о современном положении и Германии и причинах сосредоточения немецких войск на советско-германском фронте при одновременном ослаблении вооруженных сил немцев на Западе.
Каждый, кто внимательно прочтет статью т. Эренбурга, не может не заметить, что ее основные положения непродуманны и явно ошибочны. Читатель не может согласиться ни с его изображением Германии, как единой "колоссальной шайки", ни с его объяснением причин отхода немецко-фашистских войск с Западного фронта и сосредоточения всех сил германской армии на Востоке.
Тов. Эренбург уверяет читателей, что все немцы одинаковы и что все они в одинаковой мере будут отвечать за преступления гитлеровдев. В статье "Хватит!" говорится, будто бы "Германии нет: есть колоссальная шайка, которая разбегается, когда речь заходит об ответственности". В статье говорится также, что в Германии "все бегут, все мечутся, все топчут друг друга, пытаясь пробраться к швейцарской границе".
Не составляет труда показать, что это уверение т. Эренбурга не отвечает фактам. Ныне каждый убедился, и это особенно ясно видно на опыте последних месяцев, что разные немцы по-разному воюют и по-разному ведут себя. Одни из них с тупым упорством всеми средствами отстаивают фашизм, фашистскую партию, фашистское государство, гитлеровскую клику. Другие предпочитают воздержаться от активной борьбы за гитлеризм, выждать или же сдаться в плен. Одни немцы всемерно поддерживают фашизм, гитлеровский строй, другие, разочаровавшись в войне, потеряв надежду на победу, охладели к диким, сумасбродным планам "фюрера". И это можно сказать не только о гражданском населении, но и о немецкой армии. Раздающая кислота проникла в тело немецко-фашистской армии. Не удивительно, что если одни немецкие офицеры бьются за людоедский строй, то другие из них бросают бомбы в Гитлера и его клику или же убеждают немцев сложить оружие.
То, что происходит ныне в немецкой армии и среди немецкого населения, задолго до этого предвидел товарищ Сталин. Еще в мае 1942 года товарищ Сталин писал: "Война принесла германскому народу большие разочаровация, миллионы человеческих жертв, голод, обнищание. Войне не видно конца, а людские резервы на исходе, нефть на исходе, сырье на исходе. В германском народе все более нарастает сознание неизбежности поражения Германии. Для германского народа все яснее становится, что единственным выходом из создавшегося положения является освобождение Германии от авантюристической клики Гитлера-Геринга" (И. Сталин. "О великой отечественной войне Советского Союза", стр. 49).
Времена фашистского угара в Германии на исходе. В Германии остается все меньше дураков, готовых безмолвно сложить голову за Гитлера и его преступные пели. Немецкие газеты вынуждены ежедневно сообщать факты, говорящие о быстром распаде тыла немецко-фашистских войск. Так, солдатская фашистская газеты. "Фронт унд хеймат" писала на днях, что в Германии появилось большое количество "принципиальных противников". И хотя гестаповцы призвали всех "настоящих немцев" к "свободной охоте" на всех таких "принципиальных противников", однако эта задача становятся все более не под силу даже разветвленному аппарату гестапо.
Отсюда видно, что в жизни нет единой Германии, что не все немцы одинаково ведут себя.
Как известно, гитлеровцы, стремясь подольше сохранить свою шкуру, свой преступный строй, навязчиво тужатся доказать, вопреки фактам, будто вокруг них объединился весь германский народ. Цели этой неуклюжей демагогии вполне ясны. Фашистское государство современной Германии исчерпало все реальные возможности сохранить себя в развязанной им мировой войне. Гитлеровцы судорожно цепляются за малейшую возможность продлить существование кровавого людоедского фашистского строя. Поэтому они без устали долбят в одну точку - будто бы противники Германии, армии 06ъединенных наций, намерены истребить германский народ, а потому, мол, все немцы должны подняться на битву за сохранение Германии.
Один из главарей разбойничьей гитлеровской шайки - Геббельс - писал недавно: "Участие в войне в той или в другой форме обязательно для всех без исключения жителей Германии. Участие в войне на сегодняшний день является категорическим императивом, и нет ни одного немца, который не был бы в какой-то мере ответственным за исход войны..."
Четыре дня назад германское радио передало статью того же Геббельса, напечатанную в фашистской газете "Дас райх", в которой говорится: "Мы должны выдержать эту битву с полным национальным единением и мы должные ей противостоять, сомкнув свои ряды. Не бросаться за борт при любой буре. Это является заповедью данного часа".
Основной темой всей свистопляски фашистской печати и радио является призыв немцев к единству в эти критические для фашистской Германии времена.
Спрашивается - почему на шестом году войны гитлеровцы так неистово завопили о необходимости единства германского народа перед грозящей фашистскому государству опасностью? Это объясняется весьма просто. Стремясь связать судьбу всего немецкого населения и всей германской армии с судьбой фашистской клики, гитлеровцы рассчитывают почерпнуть некоторые дополнительные силы для продолжения преступной войны, затянуть неизбежную развязку, получить время для военно-политических и дипломатических маневров, отсрочить час справедливого суда свободолюбивых народов над кровавыми гитлеровскими преступниками.
Однако, как об этом красноречиво говорят факты, истошные призывы фашистской прессы, видимо, мало помогают делу. Гитлеровское государство слабеет с каждым днем, ряды гитлеровской партии редеют, и, конечно, ни о каком единстве всего населения Германии с правящей фашистской кликой не может быть и речи. Вполне понятно, что гитлеровцам не было бы нужды призывать немцев к единству, беспокоиться за судьбу этого единства, если бы так сильно не трещал по швам фашистский порядок, а в Германии не оказалось бы так много желающих "броситься за борт", т.е. выскочить из фашистской колесницы. Таковы факты.
Понятно отсюда, почему ошибочна точка зрения т. Эренбурга, который изображает в своих статьях население Германии как некое единое целое.
Тов. Эренбург пишет в своих статьях, что Германии нет, есть лишь "колоссальная шайка". Если признать точку зрения т. Эренбурга правильной, то следует считать, что все население Германии должно разделить судьбу гитлеровской клики.
Незачем говорить, что т. Эренбург не отражает в данном случае советского общественного мнения. Красная Армия, выполняя свою великую освободительную миссию, ведет бои за ликвидацию гитлеровской армии, гитлеровского государства, гитлеровского правительства, но никогда не ставила и не ставит своей целью истребить немецкий народ. Это было бы глупо и бессмысленно. Когда гитлеровцы фальсифицируют позицию наших войск, нашего государства и вопят, будто бы Красная Армия истребляет всех немцев поголовно, - это понятно. Правящая фашистская клика пытается использовать этот лживый довод для поднятия всего немецкого населения на борьбу против союзных войск, против Красной Армии и тем самым продлить существование преступного и прогнившего фашистского строя. Когда же с подобными взглядами выступают настоящие антифашисты, активные участники борьбы против гитлеровской Германии, это является странным и непонятным. Советский народ никогда не отождествлял население Германии и правящую в Германии преступную фашистскую клику. Товарищ Сталин говорил: "Выло бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское - остается" (И. Сталин "О великой отечественной войне Советского Союза", стр. 43).
В полном соответствии с этой советской точкой зрения находятся и решения Крымской конференции, в которых говорится: "В наши цеди не входит уничтожение германского народа". Только тогда, когда нацизм и милитаризм будут искоренены, будет надежда на достойное существование для германского народа и место для него в сообществе наций".
Отсюда ясно, что жизни немпев, которые поведут борьбу с Гитлером или будут лояльно относиться к союзным войскам, не угрожает опасность. Конечно, тем из них, которые ведут и будут вести борьбу против Красной Армии и войск союзников за сохранение фашистских порядков, не будет никакой пощады.
* * *
В своей статье "Хватит?" т. Эренбург правдиво и сильно описал кровавые злодеяния немцев на нашей священной земле. Но, к сожалению, из бесспорных фактов т. Эренбург вывел ошибочные заключения. Отметив, что "нахальные немцы держатся с американцами как некая нейтральная держава", т. Эренбург объясняет ожесточенное сопротивление немцев на советско-германском фронте страхом, боязнью их ввиду предстоящей расплаты за совершенные злодеяния на советской земле.
Нет слов, - немцы, повинные в преступлениях на нашей земле, страшатся ответственности, тем более, что час расплаты близок. Несомненно также, что это обстоятельство усиливает сопротивление тех из них, кои повинны в преступлениях против советских людей. Известно, что гитлеровцы нигде так не палачествовали, нигде не проявляли так разнузданно свою людоедскую сущность, как в оккупированных районах СССР. Народ наш ожесточен. Может быть, большей ненависти, чем ненависть советских людей к фашистским поработителям, еще не видел мир. Но вместе с тем было бы упрощением и наивностью объяснять современную расстановку германских вооруженных сил между Западный и Восточным фронтами только лишь страхом, боязнью гитлеровских преступников. Причины оголения немцами своего Западного фронта и продолжающегося сосредоточения войск на советско-германском фронте лежат глубже, нежели чувствительность гитлеровцев к страху.
В свое время Ленин, изучая политику различных правительств во время войны, а также характер и причины изменения этой политики, сделал на этот счет весьма важные указания. Он отмечал, что "всякая война нераздельно связана с тем политическим строем, из которого она вытекает" (Соч. т. XXX, стр. 333). Каков политический строй гитлеровской Германии, такова война и политика во время ее, проводимая кликой Гитлера.
Опыт всей более чем 12-летней политики гитлеровцев в Германии и за ее пределами указывает, что провокация, демагогия, политическое шулерство были всегда основным содержанием политики гитлеровцев как в военное, так и в мирное время. Вот что писал, например, Гитлер об основной черте своей политики: "Политика - это такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила которой меняются в зависимости от искусства игроков". Нельзя отказать в известной последовательности клике Гитлера: на протяжении более десятка лет народы всех стран наблюдали, как одно вероломство фашистской Германии следовало за другим, одна провокация сменяла другую.
За последнее время, судя по всему, гитлеровцы предприняли новую провокацию. Пленный командир 10 немецкого армейского корпуса генерал-лейтенант Краппе сообщил в феврале с.г. о наличии у германского командования широкого плана переброски вооруженных сил на советско-германский фронт. Действительно, за последние два с половиной месяца немецкое командование перебросило на советско-германский фронт с Западного фронта, из центральных районов Германии, из Норвегии и Северной Италии 44 дивизии. Осуществив большие переброски войск на советско-германский фронт, командование германской армии оставило фактически без серьезной защиты свой Западный фронт.
Какую цель преследует командование германской армии таким распределением своих вооруженных сил между Западом и Востоком? Можно ли объяснить подобные действия боязнью, страхом немецкого командования перед ответственностью за кровавые преступления, совершенные германскими войсками на советской территории? Более верным будет предположить, что на нынешней стадии войны гитлеровцы следуют своей издавна выношенной и внутренне присущей им провокаторской политике. Гитлеровцы стремятся породить своими действиями недоверие в лагере Объединенных наций, вызвать раздор между союзниками, отвести хотя бы на время от себя последний смертельный удар союзных армий и сохранить при помощи провокаторского военно-политического трюка то, что не удалось достигнуть при помощи вооруженной силы.
Что же касается чувства страха гитлеровцев за их былые и нынешние преступления. То это чувство, конечно, играет свою роль. Однако, как видно из сказанного, дела не только и не столько в страхе и боязни гитлеровцев. Для каждого очевидно, что, если бы немцами руководило чувство боязни в их нынешней преступной политике, они, вероятно, не продолжали бы усиленно топить своими подводными лодками англо-американские суда, не обстреливали бы Англию до последнего времени самолетами-снарядами и не продолжали бы умерщвлять военнопленных солдат и офицеров союзных армий.
Из этого следует, что факту ослабления германского фронта на Западе и упорного сопротивления немцев на Востоке или говоря словами т. Эренбурга, тому факту, что "Кенигсберг был взят не по телефону" и "Вену мы берем не фотоаппаратами", нужно дать совсем другое объяснение. чем то, которое дано т. Эренбургом на страницах "Красной звезды". Это тем более необходимо, что необоснованность заключений и выводов т. Эренбурга может запутать вопрос и, конечно, не будет содействовать разоблачению провокаторской политики гитлеровцев, направленной на порождение раздоров между союзниками.
Г. Александров
«Правда»
14.04.1945 (№ 89 [9860])
 

воскресенье, 10 ноября 2019 г.

В языкознании познавшие толк

Реплика профессора Г.Гусейнова о плачевном состоянии русского языка в России не понравилась властям. Но общественность согласна с филологом.


Гусейнов так сказал.


Преподаватель Высшей школы экономики Гасан Гусейнов отказался публично извиняться за свой пост в фейсбуке, в котором назвал русский язык "убогим" и "клоачным". Профессор считает, что с его стороны было бы не этично откликаться на решение комиссии университета, посоветовавшей ему извиниться. Об этом сообщает "Газета.Ru".

Ранее комиссия по этике ВШЭ рекомендовала профессору принести извинения за свои высказывания. Слова Гусейнова назвали "непродуманными и безответственными", а также заявили, что они нанесли ущерб репутации НИУ ВШЭ.

Гусейнов в свою очередь заявил журналистам, что уже дал руководству все необходимые разъяснения и пока не собирается ни перед кем извиняться. Он подчеркнул, что писал свой пост как частное лицо и что никаких официальных требований от руководства ещё не получал.
Преподаватель факультета гуманитарных наук, доктор филологических наук Гасан Гусейнов в конце октября опубликовал у себя в фейсбуке пост с фразой: "В Москве, с сотнями тысяч украинцев и татар, кыргызов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно днем с огнем найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна".
Высказывание Гусейнова вызвало споры в социальных сетях и СМИ. Его пост был удалён администрацией Facebook за нарушение правил соцсети.


ЗАЯВЛЕНИЕ АССОЦИАЦИИ «СВОБОДНОЕ СЛОВО»

Мы не сделали этого заявления сразу, наивно полагая, что начавшееся 29 октября в социальных сетях и провластных СМИ шельмование известного филолога, профессора Высшей школы экономики Гасана Гусейнова за его высказывание о плачевном состоянии современного русского языка и, прежде всего, языка тех самых СМИ и тех самых блогеров не выйдет за пределы описываемого профессором «клоачного» дискурса. К сожалению, мы ошиблись: седьмого ноября комиссия Ученого совета по академической этике Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» порекомендовала профессору Гасану Гусейнову «принести публичные извинения за сознательное распространение непродуманных и безответственных высказываний, повлекших за собой ущерб для деловой репутации университета, а также дезавуировать данные высказывания».
Нам казалось, что советская традиция вынуждать к покаянию перед партией и народом самых ярких, талантливых, независимых осталась в далеком прошлом. И тут мы ошиблись вновь. Происходившее в конце двадцатых - начале тридцатых годов прошлого века мы помним отлично, хотя и по книгам: «Пильняк бичевал себя за признанную криминальной повесть («Красное дерево»), основатель и теоретик формализма Шкловский отрекался навсегда от формалистической ереси; конструктивисты каялись в том, что они впали в конструктивизм и объявляли свою организацию распущенной; старый антропософ Андрей Белый печатно клялся в том, что он в сущности антропософический марксист» (Евгений Замятин «Москва – Петербург»). Примеры «покаяний» писателей, ученых, крестьян, рабочих, инженеров, священнослужителей мы знаем также из опубликованных в последние тридцать лет протоколов допросов жертв Большого террора.
Какими станут 20-е годы нынешнего века, зависит от нас, в том числе и от нашей готовности отстаивать право ученого на свободное высказывание. И если флагманы отечественного образования и науки – главные вузы страны – будут отказывать в предоставлении этого права своим преподавателям, равно как и студентам, — наш завтрашний день перестанет отличаться от позавчерашнего.
Нас беспокоят репутационные потери, которые несет сегодня «Высшая школа экономики» из-за решения комиссии Ученого совета по академической этике. Но еще большее беспокойство вызывает то обстоятельство, что подобные призывы, — покаяться, дезавуировать, а там, глядишь, и отмежеваться — станут повсеместными в наших современных политических реалиях. Быть свободными людьми в несвободной стране непросто. Но иного выхода у нас с вами нет.
Члены Ассоциации "Свободное слово"
Надежда Ажгихина, журналист
Дмитрий Бавильский, писатель
Елена Баевская, переводчик
Нуне Барсегян, писатель
Татьяна Бонч-Осмоловская, писатель
Марина Бородицкая, поэт, переводчик
Ольга Бухина, переводчик
Ольга Варшавер, переводчик
Дмитрий Веденяпин, поэт, переводчик
Алина Витухновская, писатель
Марина Вишневецкая, писатель
Сергей Гандлевский, писатель
Алиса Ганиева, писатель
Кристина Горелик, журналист
Варвара Горностаева, издатель
Наталья Громова, писатель
Юлий Гуголев, поэт
Виталий Диксон, писатель
Наталия Демина, журналист
Вероника Долина, литератор
Денис Драгунский, писатель
Ольга Дробот, переводчик
Евгений Ермолин, эссеист, историк культуры
Виктор Есипов, литературовед, поэт
Георгий Ефремов, поэт переводчик
Наталья Иванова, писатель
Виктория Ивлева, журналист
Нина Катерли, писатель
Дмитрий Карельский, переводчик
Ирина Кравцова, редактор
Геннадий Красухин, литературовед
Григорий Кружков, поэт, переводчик
Сергей Кузнецов, писатель
Ксения Ларина, журналист
Ирина Левинская, библеист, эпиграфист
Мария Людковская, переводчик
Наталья Мавлевич, переводчик
Леонид Никитинский, журналист
Валерий Николаев, переводчик, писатель
Лев Оборин, поэт, журналист
Максим Осипов, писатель
Сергей Пархоменко, журналист
Андрей Плахов, киновед, кинокритик
Николай Подосокорский, публицист, культуролог
Светлана Попова, историк искусства, музейный педагог
Алёша Прокопьев, поэт, переводчик
Лев Рубинштейн, поэт, эссеист
Мария Рыбакова, писатель
Зоя Светова, журналист
Вячеслав Середа, переводчик
Алексей Слаповский, писатель
Борис Соколов, историк, журналист
Наталия Соколовская, писатель
Владимир Сотников, писатель
Татьяна Сотникова (Анна Берсенева) , писатель
Ирина Стаф, переводчик
Дмитрий Стахов, писатель
Любовь Сумм, переводчик
Ирина Сурат, литературовед
Лев Тимофеев, писатель
Людмила Улицкая, писатель
Мария Фаликман, поэт, переводчик
Игорь Харичев, писатель
Наталья Чепик, киносценарист
Алла Шевелкина, журналист
Виктор Шендерович, писатель
Татьяна Щербина, писатель
Сергей Яковлев, писатель
К ЗАЯВЛЕНИЮ ПРИСОЕДИНИЛИСЬ
Сергей Агасарян-Кирсанов, художник
Константин Азадовский, литературовед
Андрей Айзенберг, учитель физики
Майя Александриди, читатель, врач
Григорий Алехов, инженер
Юрий Альберт, художник
Татьяна Аникина, журналист, редактор, переводчик (Прага)
Кирилл Арбузов, литератор
Марина Аромштам, писатель, педагог, журналист
Зара Арутюнян, психолог
Ремма Арштейн, учитель биологии (на пенсии)
Светлана Атлас, врач
Вячеслав Ахунов, художник
Ольга Байдукова, ученый-исследователь, биофизик
Валерий Балаян, кинорежиссер
Эдуард Балтыков, финансист, общественный деятель
Екатерина Барабаш, кинокритик, журналист
Надежда Беленькая, писатель
Александра Бойцова, религиовед, сотрудник Музеев Кремля
Евгений Бойченко, преподаватель вуза
Маргарита Борисова, бывшая студентка
Василий Бородин, поэт
Мария Ботева, писатель
Борис Бронфин, преподаватель немецкого языка
Ксения Будаева, менеджер в сфере образования
Марина Бувайло, писатель
Сергей Бугаев, менеджер
Камилла Бугаева, читатель
Михаил Бычков, режиссёр
Валентина Веденеева, историк, переводчик, редактор
Вероника Виногродская, китаист, переводчик
Александр Вислов, театральный деятель, студент Гасана Гусейновича
Надежда Владимирова, эколог
Татьяна Власова, филолог, преподаватель
Елена Волкова, культуролог
Татьяна Вольтская, поэт, журналист
Александр Вольфкович, переводчик
Эрика Вульф (Erika Wolf), историк и искусствовед
Мария Галина, писатель
Инна Галкина, россиянка
Елена Гаревская, редактор
Елена Герчук, художник, преподаватель, журналист
Илья Гимельфарб, продюсер
Елена Година, антрополог, переводчик
Леонид Гозман, психолог
Елена Гордиенко, филолог
Анна Грешных, историк античности, культуролог
Мария Громова, PR-специалист
Сергей Грохотов, музыковед
Виолетта Гудкова, историк литературы и театра
Нина Гущина, филолог-русист, учитель
Ирина Дегтярева, режиссер
Анна Дмитриева, художник, режиссёр
Татьяна Долинина, преподаватель, биолог
Наталья Долгова, филолог
Галина Доля, актриса, художник
Александр Дорман, переводчик
Ирина Ерохина, филолог
Екатерина Жарова, филолог, преподаватель
Маргарита Живова, филолог
Анастасия Жупахина, филолог-русист, педагог
Андрей Збарский, редактор
Марина Звенигородская, редактор
Белла Звягина, научный работник, преподаватель
Сергей Зенкин, доктор филологических наук
Антонина Зикеева, читатель
Тамара Зильбер, журналист
Сергей Зиневич, режиссер монтажа
Игорь Зотов, журналист
Инесса Зуева, менеджер
Марина Игнатушко, журналист
Елена Изергина, историк
Фарида Исрапова, филолог
Татьяна Йенсен, историк, переводчик
Александр Кабисов, переводчик, редактор
Абдул-Межид Кадыров, гражданин
Александр Казанков, историк, культуролог, преподаватель
Татьяна Казанцева, книжный график, читатель
Дмитрий Калугин, филолог
Нина Кальина, преподаватель ВУЗа, биотехнолог, читатель
Марина Камкина, учитель-дефектолог
Лариса Каневская, театральный обозреватель
Ирина Каспэ, историк культур
Григорий Кац,музыкант
Анна Квиринг, программист
Наталья Кигай, психолог
Елизавета Киселева, менеджер культурных проектов
Анна Климович, врач, исследователь
Игорь Клямкин политолог, публицист
Александр Ковалев, искусствовед, дизайнер
Марк Ковнацкий, музыкант, композитор, педагог
Ольга Колобова (псевдоним Олег Ивик), литератор
Наталья Конон, зооинженер
Елена Косенко, сценарист, кинокритик
Александра Королева, эколог, журналист, публицист
Ольга Королева, по первому образованию филолог
Татьяна Коронец, читатель
Владимир Кржевов, преподаватель философского факультета МГУ им. Ломоносова
Марина Крылова, филолог, литературный редактор
Сергей Крючков, архитектор, преподаватель ИОН РАНХИГС
Екатерина Кузнецова, филолог, преподаватель, редактор
Ольга Кузьмина, библиотекарь
Илья Кукулин, историк культуры
Елена Куликова, переводчик, читатель
Ася Кунявская, бывшая студентка Гасана Чингизовича, редактор
Рустам Курбатов, директор лицея «Ковчег21»
Юлия Курбатова, лицей «Ковчег21»
Петр Лансков, доктор экономических наук
Элеонора Лассан, профессор русской филологии Вильнюсского университета
Татьяна Левина, искусствовед
Елена Леенсон, переводчик, филолог
Ирена Лейна, журналист
Ирина Литманович, художник, режиссер анимационного кино
Надежда Логинова, филолог
Александр Локшин, математик
Сергей Лукин, философ
Александра Лунякова, художник, режиссер театра кукол
Оксана Лупашко, музыкант, дирижер-хоровик, няня, читатель
Мария Майофис, историк культуры
Ирина Мак, журналист
Татьяна Максимова, учитель
Маргарита Малышева, журналист
Екатерина Марголис, художник
Марина Матвиенко,человек читающий
Лариса Миллер, поэт
Сергей Митрофанов, публицист
Сергей Митрофанов, врач
Мария Михайлова, читатель, библиотекарь
Екатерина Мишина, юрист, доцент ВШЭ в 2005 - 2014
Маргарита Мониава, пенсионер
Алексей Моторов, писатель
Ольга Мягченко, журналист
Екатерина Надеждина, учитель русского языка и литературы
Ольга Назаренко, преподаватель
Артур Непомнящий, гражданин
Сергей Новиков, IT-эксперт
Семен Новопрудский, журналист
Миша Нодельман, скрипач
Наталья Нусинова, киновед, писатель
Александр Орлов, фотограф
Варвара Орлова режиссер документального кино
Ольга Осипова, филолог, психолог, педагог
Елизавета Паремузова, главный редактор журнала «Английский язык»
ИД «Первое Сентября», журналист, учитель английского языка
Янина Парунова, дизайнер, историк мебели
Оксана Пашина, журналист
Марина Перелешина преподаватель сценической речи, режиссёр
Александра Перминова, читатель, некогда студентка Гасана Чингизовича.
Эмилия Петанова, преподаватель
Галина Петрова, библиотекарь
Ирина Петровская, журналист
Наталья Подвицкая бывшая студентка ГИТИСа, ученица Гасана Чингизовича
Александра Подлесная, читатель.
Светлана Подражанская, научный сотрудник
Антон Поминов, читатель
Екатерина Пригорева, журналист, редактор
Ирина Прохорова, издатель
Фарида Прудовская, инженер, читатель
Александр Раппопорт, кинодраматург
Ольга Редичкина, журналист
Ольга Ровнова, лингвист
Дмитрий Рогозин, полевой интервьюер РАНХИГС
Александр Рогулин, психотерапевт
Раиса Розина, лингвист, преподаватель
Алла Ройланс, библиотекарь
Лидия Ростом, читатель, свободный художник
Мария Русина, филолог
Елена Сагалович, филолог-славист, переводчик, редактор
Екатерина Светлова, редактор
Эля Свиридова,учитель черчения и изо, читатель
Максим Седов, предприниматель
Анна Сергеева-Клятис, филолог, профессор МГУ
Андрей Сергиевский - режиссер
Наталья Симонова, переводчик, преподаватель РКИ
Анатолий Скачков, режиссёр
Сергей Н. Смирнов, доктор экономических наук (НИУ ВШЭ, ИНИОН РАН)
Юлия Смирнова, музыкант, преподаватель, филолог
Ольга Соколова, пенсионер
Сергей Столяров, режиссер, сценограф, драматург
Ирина Суркова, юрист
Катя-Анна Тагути, художник, читатель
Андрей Тамай, второй режиссер
Марк Танкилевич, читатель
Ася Тенишева, историк
Ванда Тиллес, кандидат технических наук, доцент
Наталья Троянцева, поэт, эссеист, арт-аналитик
Татьяна Тульчинская, переводчик
Дмитрий Урбанович, журналист
Екатерина Фейгина, филолог
Сергей Федоров, математик, доцент ВШЭ
Евгения Феклистова (Холодова), учитель русского языка и литературы
Елена Фельдман, филолог, педагог
Татьяна Фофонова, главный редактор журнала
Ася Фруман, поэт, переводчик
Ариадна Хасина, читатель
Нелли Хасина, технарь, читатель
Тата Церетели, врач, педагог
Камиль Чалаев, композитор, исследователь, педагог
Любовь Челнокова, бывшая студентка ГИТИСа, ученица Гасана
Чингизовича, педагог
Елена Чижова, писатель
Владимир Чутко, фотограф, преподаватель
Николай Шабуров, историк религии
Мария Шабурова, филолог, преподаватель
Наталия Шередега, искусствовед
Шлейфер Наталия, библиотекарь, читатель
Сергей Шерешевский, врач
Евгений Шляхтер, гид-переводчик
Ася Штейн, учитель литературы
Наталия Штейн, читатель
Аркадий Штыпель, поэт
Дмитрий Щелкин, музыкант
Елена Якович, кинорежиссер
Михаил Ямпольский, историк культуры
Галина Янковская, историк, читатель, преподаватель вуза
Список в Интернете обновляется и дополняется другими согласными с Гусейновым гражданами.

Судьба России в XXI веке
Философия блога.

Какая власть сложится в России в 21 веке: олигархия, деспотия, демократия, анархия, монархия или, может быть, гуманизм?
Петербургские политики и сегодня внимательно следят за судьбой России, публикуют в настоящем сетевом журнале свои статьи, наблюдения, заметки, предложения, ссылки на интересные сообщения в Интернете, газетные вырезки.

Блог придуман после выборов в представительные органы власти в декабре 2011 года, которые, по мнению наблюдателей, были сфальсифицированы.
Народ возмутился пренебрежением его мнением и вышел на митинги. Авторы публикаций в этом блоге культуролог Сергей Басов, интеллигент Леонид Романков, публицист Павел Цыпленков, автор концепции сферной политики Лев Семашко, общественник Юрий Вдовин, петербургский адвокат Сергей Егоров, писатель Александр Сазанов в те тревожные дни сделали соответствующие заявления.

На страницах этого сетевого журнала вы найдете интересные статьи:




Новейшая история России в книге
«Колбасно-демократическая революция в России. 1989-1993»

The Fate of Russia in XXI Century
Philosophy of blog.

Petersburg politics convocation (powers from 1990 to 1993) today preoccupied follow the fate of Russia, put in this online journal his observation, Offers, articles, press clippings, Notes, links to interesting posts on the Internet.
Blog launched after the election to representative bodies in December 2011, which, according to lost parties were rigged.
The people protested usurpation and went rallies. Deputies of in while made declarations.

What kind of state will become Russia in the 21st century: democracy, despoteia, oligarchy, monarchy, anarchy or, perhaps, clericalism?

On the pages of this online journal you will find interesting articles:




Modern History of Russia in the book
« Sausage-democratic revolution in Russia. 1989-1993»

пятница, 8 ноября 2019 г.

Крым-2014. Спецоперация Москвы и рука Вашингтона.

В судьбе России резкий вираж начался 1 марта 2014 года, когда спецназ без опознавательных знаков, впрочем, хорошо узнаваемый и без них, оккупировал Симферополь и установил новый режим безопасности для жителей Крыма. Украинские власти не оказывали сопротивления, если не считать морских пехотинцев из Феодосии, которые держали оборону до мая. Многие украинские военачальники и руководители прочих силовых структур перешли на сторону Москвы, а кто не перешел, были бесславно отправлены в Киев.
Вот что об этом рассказывал автор книги-хроники Виктор Николаевич Баранец.
Автор зачем-то выпячивает роль Российской армии во время событий весны 2014 года и дает нашим противникам ещё один повод обвинять Россию в оккупации Крыма, усомниться в легитимности и вообще реальности крымского референдума. Зачем это делают через пять лет, а не через 75, как происходит с подробностями Второй мировой войны?
  Статья в газете "Аргументы и факты" 11.03.2019.

По заказу Шойгу

Екатерина Мирная, «АиФ»: Виктор Николаевич, как появилась идея написать эту книгу?
Виктор Баранец: Это было в конце марта 2014 года, вскоре после референдума и вхождения Крыма в состав России. Министр обороны Сергей Шойгу в своей служебной библиотеке встречался с группой военных обозревателей. Рассказывал про «вежливых людей». И неожиданно предложил: «Хорошо бы написать книгу о том, как всё было. Чтобы потомки помнили». И посмотрел почему-то на меня. Я ответил: «Готов». После этого мне была предоставлена возможность собирать материал для книги не только в Минобороны и Ген­штабе, но и в Крыму, на Черноморском флоте, в сухопутных частях, участвовавших в операции. В том числе и в некоторых подразделениях спецназа.
– Судя по всему, вы получали немало секретной информации и от наших спецслужб. А как же закон о гостайне?
– Это была самая трудная часть моей работы. Надо было так изловчиться, чтобы не выдать источники информации и способы её получения. И не подставить тех, кто сегодня работает в недрах разведки – от Украины до США. Приходилось вносить в текст десятки правок по требованию моих консультантов в Минобороны, Генштабе, ГРУ, в штабе Черноморского флота. И при этом не исказить суть событий. Много полезных советов на сей счёт мне дал тогдашний (а ныне покойный) начальник ГРУ генерал-полковник Игорь Дмитриевич Сергун.

Хроника присоединения

16 марта 2014 года в Крыму и Севастополе состоялся референдум, по результатам которого около 97% избирателей республики и 95,6% избирателей города проголосовали за воссоединение полуострова с Россией. Спустя два дня, 18 марта, в Георгиевском зале Кремля был подписан договор о включении Крыма и Севастополя в состав РФ.

21 февраля

Около двух тысяч жителей Симферополя объявляют у здания Верховного Совета Крыма начало бессрочной акции протеста против ассоциации Украины с ЕС. Митингующие выступают за скорейший выход автономии из-под юрисдикции Киева с последующим провозглашением независимости.

22 февраля

На выездах из Севастополя начинают действовать укреплённые блокпосты, организованные местными жителями для поддержания порядка в городе. Эта мера вызвана слухами о том, что запрещённая в России террористическая организация «Правый сектор» планирует с целью провокаций перебросить на полуостров сотни украинских националистов, которые ранее выступили в качестве ударной силы революции Евромайдана.

23 февраля

Премьер-министр Крыма Анатолий Могилёв выражает поддержку новым киевским властям, заявив, что накануне Верховная Рада «имела все права проголосовать за отставку Виктора Януковича» с поста президента Украины.
«Верховная Рада Украины взяла на себя ответственность за ситуацию в стране. Она принимает решения. Легитимность этих решений пусть оценивают юристы, об этом можно долго спорить, но депутаты принимают решения, и эти решения необходимо исполнять», — говорит Могилёв.
В центре Севастополя в тот же день проходят сразу несколько спонтанных митингов, протестующие выражают недоверие как Могилёву, так и другим представителям крымской администрации. Сходы заканчиваются избранием «народного мэра» города, им становится российский предприниматель Алексей Чалый. Депутат городского совета Севастополя и лидер партии «Русский блок» Геннадий Басов объявляет о создании добровольческих отрядов самообороны, которые призваны «отстаивать интересы» жителей полуострова.

24 февраля

Мэр Севастополя Владимир Яцуба пишет заявление об отставке и выходит из Партии регионов, об этом политик заявляет на аппаратном совещании, а позже и на брифинге.
«Сегодня я подал заявление о выходе из Партии регионов. Я не хочу быть рядом с людьми, которые опозорили и предали свою страну. С сегодняшнего дня я беспартийный», — объясняет Яцуба.
У здания городской администрации в тот же день проходит крупный митинг, участники которого требуют «узаконить назначение Алексея Чалого мэром Севастополя».

25 февраля

Представители крымской интеллигенции подписывают «Письмо пятнадцати» с требованием к местным властям провести референдум о статусе автономии. Послание зачитывают у здания Верховного Совета в Симферополе и затем передают его председателю Владимиру Константинову.

26 февраля

Меджлис крымскотатарского народа организовывает в центре Симферополя митинг с целью блокировать здание Верховного Совета и не допустить принятия решения о проведение референдума. Параллельно с этим митингом рядом проходит собрание русской общины Крыма, чьи активисты выступают за воссоединение Крыма с Россией. Между демонстрантами возникает конфликт, в результате которого 30 человек получают травмы различной тяжести, двое человек погибают.

27 февраля

На территории Крыма появляются вооружённые люди в камуфляжной форме без знаков принадлежности к ВС какой-либо страны. Они берут под свой контроль Верховный Совет Крыма и блокируют ряд административных зданий. С населением эти бойцы ведут себя подчёркнуто вежливо. Подробнее о том, кем были эти люди, 
В тот же день в ходе внеочередной сессии Верховного Совета правительство Могилёва отправляется в отставку, а новым премьер-министром Крыма назначается лидер «Русского единства» Сергей Аксёнов. Парламент автономии также принимает решение о проведении 25 мая референдума «по вопросам усовершенствования статуса и полномочий» региона.

28 февраля

Вооружённые люди в форме без знаков различия блокируют военные части и устанавливают свой контроль над симферопольским аэропортом, аэродромом Новофёдоровка, комплексом зданий ГТРК «Крым», узлами связи ОАО «Укртелеком». Катер Черноморского флота РФ становится на стоянку на внешнем рейде Балаклавской бухты под Севастополем, тем самым блокируя выход из бухты в море кораблям и катерам бригады Государственной пограничной службы Украины.
В тот же день в Крым для встречи с депутатами Верховного Совета прибывает депутат Верховной Рады Пётр Порошенко. Попасть в здание парламента автономии Порошенко не дают митингующие, недовольные сменой власти на Украине.
Порошенко пытается договориться с демонстрантами, но те его не слушают. Собравшиеся люди скандируют: «Россия», «Беркут», «Чемодан-вокзал-Галичина».
«Я приехал опровергнуть слухи о въезде сюда каких-то людей, чтобы устроить гражданское противостояние. В Крыму действуют законы Украины, Крым — это часть Украины», — говорит Порошенко представителям СМИ.
Вскоре после этого заявления Порошенко садится в такси и под неодобрительные комментарии демонстрантов уезжает в сторону железнодорожного вокзала.

1 марта

Сергей Аксёнов объявляет о переподчинении себе всех силовых структур Крыма.
Депутаты городского совета Севастополя голосуют за то, чтобы не подчиняться решениям новых властей Украины. Они поддерживают проведение в Крыму референдума о статусе автономии.
В порт Феодосии заходит российский десантный корабль «Зубр». Военнослужащие ЧФ РФ предлагают украинским пограничникам покинуть военную часть в Балаклаве на своих кораблях. Украинская сторона так и поступает.

2 марта

Крым получает новых руководителей силовых ведомств:
– начальником Службы безопасности становится Пётр Зима;
– начальником Главного управления внутренних дел становится Сергей Абисов;
– начальником Главного управления Службы по чрезвычайным ситуациям становится Сергей Шахов;
– исполняющим обязанности начальника пограничной службы становится Виктор Мельниченко;
– командующим ВМС Крыма становится контр-адмирал Денис Березовский (ранее занимал пост главы ВМС Украины).
В Севастополь заходят большие десантные корабли «Оленегорский Горняк» Северного флота и «Георгий Победоносец» Балтийского флота РФ.
И. о. министра обороны Украины Игорь Тенюх заявляет на заседании правительства, что Россия увеличила свой военный контингент в Крыму на 6000 военнослужащих. По его словам, на полуостров также было переброшен около 30 БТР-80.
(Сколько было на самом деле? Военная тайна.)
Заместитель командующего Южным военным округом РФ Игорь Турченюк и заместитель командира 810-й бригады морской пехоты ЧФ Владимир Карпушенко предъявляют ультиматум 1-му батальону морской пехоты ВМС Украины в Феодосии — сложить оружие и передать российским военнослужащим склады.
В Севастополе вооружённые люди в камуфляже без знаков различия блокируют штаб ВМС Украины, здание оказывается обесточенным. Также блокируется 36-я бригада береговых войск ВС Украины, дислоцирующаяся в селе Перевальном. К вечеру бескровно захватываются штабы Азово-Черноморского регионального управления и Симферопольского пограничного отряда Погранслужбы Украины, устанавливается контроль над одним из украинских дивизионов ПВО в районе мыса Фиолент.

3 марта

Премьер-министр России Дмитрий Медведев заявляет, что российское правительство готово оказать Крыму финансовую помощь — обеспечить бесперебойную выплату заработных плат, пенсий, пособий и стабильную работу бюджетных учреждений республики.

4 марта

Глава СБУ Валентин Наливайченко сообщает, что российские военные полностью заблокировали работу органов безопасности Украины в Крыму.
Сергей Аксёнов на пресс-конференции в Симферополе заявляет, что личный состав украинских воинских частей готов подчиниться новому правительству Крыма и что в отношении командиров, отказывающихся выполнять его приказы, будут возбуждены уголовные дела: «Сдаваться никто никому не предлагает, идут переговоры с военными частями, которые все абсолютно в Крыму заблокированы силами самообороны… В отдельных частях есть командиры, которые подстрекают солдат к неисполнению моих приказов как на сегодняшний день верховного главнокомандующего. Предупреждаю всех командиров: в отношении них, если они не подчинятся законному правительству Крыма, будут возбуждены уголовные дела».

5 марта

Ракетный крейсер «Москва» из состава ЧФ РФ в сопровождении четырёх судов обеспечения встаёт у входа в бухту Донузлав, блокируя таким образом выход кораблей ВМС Украины.

6 марта

Верховный Совет Крыма и Севастопольский городской совет назначают референдум о вхождении в состав России на 16 марта 2014 года.
Первый заместитель председателя Правительства АРК Рустам Темиргалиев сообщает, что собственность Украины в Крыму будет национализирована в пользу новых властей региона.
Командующий ВМС Украины контр-адмирал Сергей Гайдук заявляет, что украинские военные изо всех сил стараются не допустить кровопролития и жертв среди мирного населения: «Сегодня в нашем славном городе, как и на территории всего Крымского полуострова, сложилась очень непростая ситуация. Наша цель, прежде всего, — не опозорить крымскую землю кровью братоубийства, сохранить всех живыми и здоровыми, не позволить политическим противоречиям разорвать семьи и детей».

7 марта

Делегация Верховного Совета Крыма во главе с его председателем Владимиром Константиновым проводит встречу в Москве с председателем Госдумы Сергеем Нарышкиным и спикером Совета Федерации Валентиной Матвиенко.
Нарышкин заявляет, что Россия поддерживает «свободный и демократический выбор» населения Крыма и Севастополя. Матвиенко заверила, что сенаторы отнесутся с уважением к решению о вхождении полуострова в состав России, если оно будет принято.

9 марта

В Симферополе, Севастополе, Евпатории и Керчи проходят массовые митинги в поддержку воссоединения Крыма с Россией.

11 марта

Верховный Совет АРК и Севастопольский городской совет принимают декларацию о независимости Крыма. Документ предусматривает возможность этой территории войти в состав РФ после проведения референдума.

12 марта

Первый вице-премьер Крыма Рустам Темиргалиев сообщает об ограничении воздушного сообщения полуострова с Украиной на период до 17 марта.

13 марта

Командир 204-й бригады тактической авиации, дислоцирующейся на аэродроме «Бельбек», полковник Юлий Мамчур требует от Киева дать конкретные письменные указания своим военнослужащим в Крыму, которых лишь устно попросили «не поддаваться на провокации» и не применять оружие.
«В случае непринятия вами соответствующих решений мы будем вынуждены действовать согласно уставу вооружённых сил Украины, вплоть до открытия огня. При этом мы чётко осознаём, что не сможем долго противостоять превосходящим по количеству, вооружённости и подготовке подразделениям российских войск, но готовы выполнить свой долг до конца», — предостерегает Мамчур.

16 марта

В Крыму и Севастополе проходит референдум, по результатам которого около 96,77% избирателей республики и 95,6% избирателей города голосуют за воссоединение полуострова с Россией. Явка составляет высокие 83,01% и 89,5% соответственно.
Командующий ВМС Украины контр-адмирал Сергей Гайдук призывает к благоразумию руководителей органов власти и отрядов самообороны: «Прошу принять все меры для остужения «горячих голов», не допустить нового витка конфронтации. Мы прошли этап протестов и риска военного столкновения. Настало время примирения, работы политиков и дипломатов».
И. о. министра обороны Украины Игорь Тенюх сообщает о договорённости с Минобороны РФ о том, что до 21 марта в Крыму не будет проводиться никаких мероприятий по блокированию украинских воинских частей.

17 марта

Опираясь на итоги референдума и принятую 11 марта Декларацию о независимости, парламент Крыма провозглашает независимость республики. Симферополь обращается к Москве с просьбой включить полуостров в состав России в качестве нового субъекта.
Владимир Путин подписывает указ о признании независимости Республики Крым, а затем одобряет проект договора о воссоединении Крыма с Россией.

18 марта

В Георгиевском зале Кремля подписан договор о воссоединении Крыма с Россией, согласно которому в составе РФ появляются новые субъекты — Республика Крым и город федерального значения Севастополь. Под документом ставят подписи президент России Владимир Путин, председатель Госсовета Крыма Владимир Константинов, председатель Совета министров Крыма Сергей Аксёнов и глава Севастополя Алексей Чалый.

19 марта

В Севастополе отряды самообороны задерживают командующего ВМС Украины контр-адмирала Сергея Гайдука. Министр обороны России Сергей Шойгу обращается к крымскому руководству с просьбой освободить Гайдука и не препятствовать его выезду на территорию Украины.

20 марта

Государственная Дума принимает закон о воссоединении Крыма с Россией.
Командиры и начальники 72 воинских частей, учреждений и кораблей Министерства обороны Украины, дислоцированных на Крымском полуострове, в числе которых 25 судов вспомогательного флота и шесть боевых кораблей военно-морских сил Украины, принимают решение добровольно перейти в ряды вооружённых сил РФ для дальнейшего прохождения военной службы.

21 марта

Владимир Путин подписывает закон о воссоединении Крыма с Россией и утверждает ратификацию соответствующего договора. Также Путин подписывает указ о создании Крымского федерального округа.

22 марта

Премьер-министр Республики Крым Сергей Аксёнов выступает с обращением к народу Украины, в котором объяснил свою позицию по отношению к событиям, происходящим на Украине.
По мнению Аксёнова, соглашение о евроинтеграции разрушит экономику Украины: «Миллионы людей окажутся без средств к существованию и получат единственное право выбора: либо умереть, либо стать вынужденными мигрантами-гастарбайтерами. И всё это для того, чтобы кучка политиков-нацистов могла получить ярлык на княжение и воплотить в жизнь свои людоедские идеи о чистоте украинской нации». Как поясняет премьер-министр, это «печальное будущее ожидало и крымчан, но наша родина Россия протянула нам руку помощи».
После этого Аксёнов призывает народ Украины бороться за свои права и интересы, обеспечение которых «лежит в тесном союзе с Россией».

24 марта

Около половины пятого утра вооружённым людям в форме без знаков различий удаётся взять штурмом базу 1-го отдельного батальона морской пехоты ВСУ в Феодосии. На территорию базы они попадают, совершив высадку с двух вертолётов Ми-8. Операция проходит бескровно, украинских солдат конвоируют в порт для того, чтобы те покинули территорию Крыма.

27 марта

Государственный Совет Республики Крым публикует список лиц, пребывание которых на территории Республики Крым является нежелательным. Список включает 320 персон, среди которых оказались:
– президент Украины Пётр Порошенко;
Это пример ошибки в российской газете. Пётр Порошенко 27 марта 2014 года ещё был только депутатом в Украине. Шестые (внеочередные) выборы президента Украины; состоялись 25 мая 2014 года. Победу одержал Пётр Порошенко.
– секретарь СНБО Украины Александр Турчинов;
– премьер-министр Арсений Яценюк;
– лидер партии «УДАР» Виталий Кличко;
– один из лидеров Партии регионов Сергей Тигипко;
– лидер «Свободы» Олег Тягнибок;
– глава МВД Арсен Аваков;
– глава СНБО Андрей Парубий;
– глава СБУ Валентин Наливайченко.

28 марта

Министр обороны Сергей Шойгу сообщает, что «организованный вывод с территории Крыма подразделений украинской армии, изъявивших желание продолжать службу в вооружённых силах Украины, завершён».

– И когда книга была готова?
– Где-то в феврале 2015-го.
– Почему же она мариновалась до сих пор?
– О том, как шла книга, можно написать отдельный роман. Первый её вариант был сдан в издательство «Красная звезда». Но, как только начали печатать, поступила команда «Стоп!». Была назначена комиссия из представителей «заинтересованных ведомств». Она потребовала от меня внести ещё кучу правок и даже убрать некоторые главы, а заодно  добавить новые. Ещё через полгода выяснилось, что в «Красной звезде» книгу печатать нельзя из-за ведомственных ограничений. Надо было искать «граждан­ское» издательство. Я его нашёл. Там книгу приняли, похвалили и даже собрались печатать двухтомником. Но вдруг – отказ.
– Почему?
– Не было «зелёного света» сверху. В итоге ради спасения некоторых эпизодов документальной части книги (особенно это касалось конфиденциальных моментов и частной жизни некоторых моих героев) пришлось переложить часть текста на художественную основу. Для этого потребовался ещё год.
– И вы «втиснули» в книгу ещё и сюжет о жизни севастопольской семьи, в которой отец и сын служили на российском Черноморском флоте, а зять и внук – в ВМС Украины.
– Это не выдумка. В Севастополе мне помогли найти такую реально существующую российско-украинскую семью (кстати, таких там очень много). И я исследовал отношения в ней на фоне Крымской весны. Потому книга и называется документально-художественной. Когда окончательный вариант был готов, через несколько недель я получил письменное «добро» на издание книги.
– То есть вы нашли компромисс с цензурой.
– Дело в том, что в книге есть немало фрагментов, показывающих работу Путина, его помощников и советников, Администрации Президента во время Крымской весны. Или то, как Верховный главнокомандующий направлял работу Минобороны и Генштаба. Здесь важно было правильно расставить акценты, выверить множество деталей, чтобы не допустить ляпов даже в мелочах. Вопрос вовсе не в цензуре, а прежде всего в объективности. И если хотите, даже в большой политике. Мне важно было не ошибиться даже в цвете папки или карандашницы на рабочем столе Путина в Кремле. И, конечно, по возможности как можно правдивее показать логику мыслей и состояние чувств президента в тот крайне сложный исторический момент, когда он брал на себя гигантскую ответственность за возвращение Крыма.

Экспромт или план?

– Ну и как, по-вашему, у Путина созревало решение помочь Крыму вернуться?
– Мне тоже важно было понять,  было ли это «экспромтом», как утверждал Обама, или всё-таки президент постепенно выстраивал свой план сообразно той обстановке, которая складывалась как на Украине, так и на полуострове. Предвидел ли Путин, чем и как потом обернётся для него и для страны то решение, которое он долго и основательно обдумывал, прежде чем принять его и взять на себя всю ответственность за последствия? Я попытался ответить и на эти вопросы.
Кстати, по ходу работы появилась необходимость раскрыть ещё одну сюжетную линию. А суть её в том, что борьба за возвращение Крыма началась ещё в те времена, когда он оказался в составе Украины. Потребовалось отразить и эту тяжёлую и трагичную борьбу, о которой многие уже забыли или вообще не знают. И тут нельзя было обойтись без фигур первого президента Крыма Мешкова, адмиралов Касатонова и Балтина, которые в своё время погорели на посту командующего из-за того, что спасали Черномор­ский флот и Крым для России.
– Это ещё при Ельцине?
– Конечно. Касатонову, к примеру, тогдашний президент Украины Кравчук предлагал стать командующим ВМСУ Украины и сулил много благ. По сути – покупал, за что надо было стать предателем. Но ­получил резкий отказ. А Балтину Ельцин приказывал сдать некоторые корабли и береговые объекты флота Украине, но был открытым текстом послан. Да-да! Есть свидетели! В книге есть и рассказ жены Балтина о том, как её пыталась похитить украинская разведка. А однажды националисты подожгли дом, в котором адмирал жил в Севастополе, и его жена в одной ночной рубашке среди ночи сбежала из дома в штаб флота. Есть и её рассказ об этом. Представьте, какой гвалт поднялся бы в мире, если бы подобное произошло с женой командующего флотом США.
– Судя по названию глав вашей книги, в ней есть одна, которая называется «Майдан». Какое отношение она имеет к Крыму?
– Уже давно не секрет, что американская политика на Украине породила майдан, а майдан, в свою очередь, создал те условия, которые и вынудили народ Крыма восстать против киевской хунты и вернуться в Россию. Как однажды заметил секретарь Совета безопасности РФ­ Николай Патрушев, «толч­ком для проведения в Крыму референдума о воссоединении с Россией стала политика, которую на Украине проводили США. Мы должны их «поблагодарить». Именно Вашингтон инициировал процесс антиконституционного государственного переворота на Украине». Граждане Крыма отвергли майдан, они не хотели такого же братоубийства у себя на полуострове. Майдан стал тем перекрёстком, на котором разошлись пути Крыма и Украины.
– Были разговоры, что американцы «имели виды» на Крым и зондировали возможность обустройства там военной базы…
– Имели виды – это мягко сказано. Они уже «садились» там. В одной из школ Севастополя под видом благотворительного ремонта штатовцы обустраивали центр военно-технической разведки. Больше скажу. Наша разведка перехватила письмо посла США в РФ Макфола в Госдеп, в котором он настаивал на скорейшем «освоении» Крыма и писал, что для США Крым будет значить больше, чем 10 авианосцев.
– И когда, по вашим данным, у Путина впервые родилась мысль, что надо помочь Крыму вернуться?
– Думаю, в тот момент, когда сторонники майдана нарушили соглашение с Януковичем и в Киеве начался госпереворот. Тогда Крым уже изо всех сил взывал о помощи. Судя по той информации, которую я получил от наших спецслужб, американцы радовались, что смещением Януковича они объявили Путину шах. Но в итоге получили мат в виде возвращения Крыма в Россию.

Румынский вариант на Украине

– Как Янукович пытался выкрутиться из ситуации в дни переворота?
– Он издал целый пакет указов, но рвавшаяся к власти хунта отвергла их. Тогда же наступил момент, когда его пребывание в Киеве стало опасным для жизни. Боевики создали группу «Чаушеску», задачей которой было убийство президента по румынскому варианту. Его внука пытались похитить из детсада. И Янукович решил покинуть Киев, рванул сначала на Харьков, а потом на Донецк в сопровождении двух с лишним десятков офицеров личной охраны во главе с генералом Кобзарём.
– И по дороге обратился к Путину с просьбой о спасении?
– Да. Для этого пришлось проводить даже спецоперацию. Ведь СБУ была поставлена задача арестовать либо ликвидировать законного президента. За ним устроили погоню. Обо всём этом в киевском суде рассказывали офицеры СБУ. Но нашим бойцам из Сил спецопераций, которыми тогда командовал Алексей Дюмин, удалось спасти Януковича. О мужестве и профессиональных действиях этого офицера мне рассказывали и в Кремле, и в Минобороны, и в Генштабе. Подтверждали и некоторые офицеры ССО. Именно за Крым Дюмин был награждён звездой Героя России. Кстати, в пиковый момент именно спецназовцы сыграли решающую роль в разблокировании здания Верховного совета Крыма: именно там их первый раз назвали «вежливыми людьми».
– Как всё же Янукович убежал от СБУ и помогали ли ему «солсберийские туристы» Петров и Боширов, как это утверждала украинская разведка?
– Насчёт Петрова и Боширова – полная чушь! Те офицеры личной охраны Януковича, которые вернулись из Крыма в Киев, давали подробнейшие показания на слушаниях в Оболонском суде. И ни один, а их набралось полтора десятка, ни разу не упомянул ни Петрова, ни Боширова. Начальник личной охраны Януковича генерал Кобзарь признался, что держал телефонную связь только с Дюминым. Всё. В автокортеже, в котором Янукович двигался в сторону российской границы, не было ни одного российского офицера. Это подтвердили и все «личники» Януковича.
После этого в СБУ назначили расследование обстоятельств побега Януковича из Киева. Мне удалось добыть копию материалов этого расследования – любопытнейший документ!
– А как он к вам попал?
– Отвечу словами Януковича: мне помогли «патриотично настроенные офицеры». И я им очень благодарен.
Ну откуда я мог знать, например, что происходило во время Крымской весны в СБУ, чей глава Наливайченко «носил в клюве» американским разведчикам секретные документы? Или от кого я мог получить стенограмму секретного заседания Совета национальной обороны Украины в пиковый момент событий в Крыму? Киевские информаторы рассказали много любопытного и о том, как Порошенко наезжал в те дни в посольство США в Киеве и какие разговоры там вёл, иногда напиваясь «до поросячьего визга». Американцы уже тогда готовили его в президенты.
Кстати, недавно Тимошенко приказала своему штабу поднять все уголовные дела на Порошенко. А он, говорят, в свою очередь, тайно отправил в Москву эмиссара, который должен за любые деньги добыть копию уголовного дела, по которому сама Тимошенко должна Минобороны России 400 млн долларов. Эти деньги с неё в своё время требовал бывший министр обороны РФ Сердюков.
– С кем, по вашим данным, Путин проговаривал возможность инициирования возвращения Крыма?
– Это дипломаты, военные, историки, юристы, помощники, советники, политологи. И, конечно же, крымчане. Судя по той информации, которую я получил, Путин особенно заботился о юридической стороне возвращения полуострова – чтобы всё было строго в рамках и российских, и международных законов. Потому и появился референдум. А уж перед тем, как отдать приказ министру обороны на подготовку и проведение охранной операции в Крыму, Верховный обстоятельно поговорил с Сергеем Борисовичем Ивановым (он был тогда главой администрации). В книге вы тоже найдёте рассказ об этом.

Как работает дезинформация

– Кто всё же разрабатывал план переброски в Крым войск и кто осуществлял задуманное?
– План скрытной переброски дополнительного контингента российских войск в Крым разрабатывался в Генштабе при участии министра обороны. Затем его доложили Путину. Он его утвердил. Огромную роль в операции сыграли заместители министра обороны Панков и Булгаков. Одновременно был введён в действие и план информационного прикрытия операции. В СМИ появлялись сообщения о таких действиях нашей армии, которые отвлекали внимание ино­странных разведок от южного направления, а то и дезинформировали их. Был забавный момент. По каким-то неведомым каналам ино­странные журналисты получили информацию, что из Москвы на Урал уходит эшелон с суперсекретной техникой, а там её должны испытывать. Западные журналисты, естественно, поделились со своей разведкой. Та бросилась на Урал. Где выяснилось, что в эшелоне были банальные стройматериалы.
– Что происходило в это время на флоте?
– Об этом можно судить по докладной записке тогдашнего командующего Черноморским флотом вице-адмирала Витко, которую он направил министру обороны. Я привожу этот документ полностью – уже можно. Витко рассказывает о тяжёлой ситуации, которая сложилась в Крыму вокруг флота. Националисты пытались захватывать некоторые объекты флота, нападали на офицеров и матросов, членов семей военнослужащих. Ситуация накалилась до того, что командование флота вынуждено было разработать план частичной эвакуации людей с полуострова. А на командующего готовилось покушение, которое удалось предотвратить только благодаря бдительности часового у штаба. Тогда же командование украинского флота намеревалось «дать русским бой» на море. Чтобы предотвратить такое развитие событий, украинские корабли решено было заблокировать в бухте Донузлав. С этой целью поперёк горловины был уложен на дно списанный крейсер «Очаков».

«Стояли не на своей земле»

– Как же разведка США прошляпила такую масштабную операцию?
– Руководство Минобороны и Генштаба сумело добиться её уникальной секретности. Такой штрих: ни один приказ не отдавался в письменном виде или по телефону. Только устно. Все прослушки американскими разведками наших телефонов в Москве не дали результата. Обама рвал и метал. Директор Национальной разведки США докладывал ему, что удалось запеленговать лишь два разговора Путина по телефону, да и то в одном случае тот поздравил какого-то юбиляра, а в другом принёс соболезнование вдове покойного.
– Почему, на ваш взгляд, украинцы не стреляли в наших?
– На этот вопрос лучше всего ответил один из украинских офицеров в киевском суде: «Потому что мы стояли не на своей земле!» А ведь тогдашний и. о. министра обороны Украины Тенюх публично признался, что отдавал приказ открывать огонь на поражение. Этот приказ тоже был перехвачен нашей разведкой. А потом каким-то чудесным образом из Киева поступил приказ того же Тенюха, который запрещал стрелять в русских. Пока украинские командиры выясняли, какой же из приказов выполнять, ополченцы нейтрализовали их части при помощи «вежливых людей». И всё обошлось без крови. Это был результат ещё одной блестящей операции наших спецслужб. Он помог спасти жизни, может быть, тысяч людей.
– А что вы ответите на вопрос, который неизбежно возникнет у многих читателей вашей книги: зачем выпячивать роль Российской армии во время тех событий и давать нашим противникам ещё один повод обвинять Россию в оккупации Крыма?
– Категорически не принимаю такую постановку вопроса. Ибо было бы большим лукавством с моей стороны умышленно «заретушировать» или же умалить эту роль по неким конъюнктурным политическим соображениям. Не думаю, что мы должны стесняться очевидного факта: наши «вежливые люди» сыграли историческую роль в возвращении Крыма. Они вместе с крымским ополчением не только уберегли полуостров от местного кровавого майдана и зреющей гражданской войны, но и обеспечили все условия для мирного волеизъявления крымчан на референдуме. Эта моя книга – своего рода дань благодарности его величеству российскому солдату и гражданину Крыма, восстановившим историческую справедливость.

пятница, 20 сентября 2019 г.

Советский Союз жив

"Я всегда сомневался в справедливости знаменитой тютчевской строки: “умом Россию не понять”. Весь мир понять можно, а Россию – нельзя? Шовинистическое преувеличение, свойственное всякому мессианству"

"Россия обросла сталактитами заржавевшего в ней XIX столетия".

(А.Менцвель)

Польский литературовед Анджей Менцвель побывал в России в самом начале 21 века. Многое из написанного им в этой публикации уже забылось россиянами. Уместно напомнить, с чего началась новая Россия, как это виделось глазами поляка.

Извлечение из: Анджей Менцвель. "Калининград, моя любовь". Эссе.
Опубликовано в журнале "Вестник Европы", №6, 2002.

Анджей Менцвель
Поверьте: я всю жизнь мечтал побывать в Калининграде. Вернее, в городе, который так называют, – само название я старался не произносить. То, что я упрямо повторял: “Крулевец”, – вовсе не свидетельствовало о моих ревизионистских склонностях. Крулевец как польский эквивалент Кёнигсберга давным-давно укоренился в нашем языке и не менее привычен, чем Рим, Лейпциг или Гданьск. Так что в моих устах “Крулевец” отнюдь не означал, что я намерен добиваться возвращения бывшего польского королевского лена, который по окончании последней войны был manu militari (“Воинской рукой”, насильственно (лат.)) присоединен к России. Просто я употреблял привычное и исторически обоснованное название. Никто ведь уже не заставляет поляков называть Вильно Вильнюсом, Львов Львивом, а немцам мы, наконец, позволили говорить Бреслау и Штеттин. Однако я с некоторым удивлением заметил, что как в туристической фирме в Эльблонге, так и при таможенном досмотре мой “Крулевец” исправляли на “Калининград”. Несмотря на давнюю неприязнь к этому названию, я пропускал поправки мимо ушей, тем более что поправляли меня симпатичные девушки. В конце концов, думал я, они изо дня в день имеют дело с хозяевами этого города и потому обязаны быть корректными. А я тут – всего лишь гость.
Почему я так рвался в Крулевец? Причины две: одна сентиментальная, вторая – интеллектуальная; тесно переплетенные, они исчерпывающе все объясняют. В здешних краях когда-то в юности я провел чудесные каникулы, и именно тогда, чуть ли не каждый день, в особенности по вечерам, мечтал о путешествии в Крулевец. Дело происходило в Народной Польше, где, как известно, разное случалось – в частности, иногда удавалось из Крыницы доехать до наших Пясков на военном “газике”. Хорошо было мчаться с ветерком по лесным просекам, дружно насвистывая подходящую к случаю мелодию. Хотя “Мост через реку Квай” (Американский фильм. Захваченные в плен японцами британские солдаты и их командир полковник Николсон вынуждены строить железнодорожный мост через реку Квай в Бирме. Несмотря на свирепый характер полковника Сайто, Николсон проявляет настоящее мужество. Тем временем командование назначает группу коммандос для уничтожения этого стратегически важного объекта.) в ту пору в кинотеатрах не показывали, мелодию эту знали даже пограничники.

... Советские пограничники, находясь при исполнении служебных обязанностей, держались сурово. Когда бы они ни брали в руки мой паспорт, я чувствовал себя в чем-то подозреваемым и всецело зависящим от их милости. Казалось, они считали своим долгом унизить любого, кто хотя бы на минуту попадал в зависимость от советской власти, и в этом далеко превзошли не отличающихся любезностью британских и американских офицеров иммиграционной службы. До конца своих дней не забуду, как на пустой перрон вбегала, топая подкованными сапогами, рота красноармейцев с “калашами” на изготовку и окружала вагон, подлежащий пограничной проверке. И происходило это не во время войны, и не “спецтранспорт” был перед ними, а обычный пассажирский поезд, на котором в конце 70-х годов я возвращался из Львова. Внешне сейчас все сильно изменилось, в аэропортах Москвы и Петербурга установлены цивилизованные порядки, а на калининградской набережной документы у нас проверяют дамы в красивой форме, любезные, хотя и очень официальные. Не питайте иллюзий: они – представители Советского Союза.
Я не ошибся, написав последние слова. Разумеется, мне известно, что Советский Союз не существует ни политически, ни экономически.
Необратимость процесса распада в немалой степени обязана переделу в хозяйственной сфере. На фоне парцелляции национального достояния (можно полагать, крупнейшей в истории) бальзаковские разоблачения грабительского капитализма звучат как “Молитва девы”.
Можно ли вообразить возникновение силы, способной экспроприировать собственность нынешних экспроприаторов? В здешнем обществе такой силы не видно: кажется, оно вовсе лишено сил. Не пресловутых и до сих пор крайне активных “силовых ведомств”, а внутренних сил – самородных, формирующих основу коллективного существования и пробуждающих творческие импульсы в масштабе района, области, страны, а то и всего человечества. Можно ли рассчитывать на внезапное появление “рочдейлских ткачей” (1844 г. ткачи города Рочдейл (Великобритания) – центра суконного производства – основали первое рабочее кооперативное потребительское общество), которые по своей инициативе создадут потребительские кооперативы и если не завоюют рынок, то по крайней мере обретут самих себя? По отношению к сегодняшней России это фантазия еще более нереальная, чем сон Жеромского о “стеклянных домах” (Речь идет об идеалистических представлениях о будущем одного из героев “Кануна весны” (1924) – знаменитого романа Стефана Жеромского (1864–1925).) по отношению к тогдашней Польше.
Россия пребывает в состоянии кризиса – это банальность, которой потчуют нас знатоки и которой мы охотно кормимся. Россия переживает период “смуты”; подобное неоднократно случалось в ее истории – и всякий раз в связи с Польшей, добавим в подтверждение мифа. Такой период продлится еще некоторое время; стоит понаблюдать, чем он закончится через одно, а может быть, два поколения.
Наблюдать за Россией нужно постоянно – вот одна из немногих приложимых к ней аксиом. Но отнюдь не безразлично, за чем именно наблюдать: за политической сценой, экономической конъюнктурой или общественной материей. Меня не интересуют ни декорум кремлевских политических спектаклей, ни впечатляющие экономические показатели – я ни тому ни другому не верю. Иное дело общественная материя – я хочу следить за переменами во времени и пространстве, за группами и индивидами, обрядами и обычаями, хочу проникнуть туда, где видны работа ума и проявления инстинктов. Я – сторонний наблюдатель, и знания мои приблизительны, поэтому результаты наблюдений неизбежно ущербны. Но я не согласен с утверждением о “загадочности России” – еще одной банальностью из числа тех, которыми лет двести кормят нас отечественные и зарубежные специалисты. Это и так, и не так, отвечаю я им со своей доброжелательной, но рациональной позиции. Россия загадочна в той же мере, в какой загадочно любое скопление людей на нашей земле, и прежде всего – вообще наше здесь присутствие. Однако я бы поостерегся говорить о загадочности, тем более загадочности метафизической, когда речь заходит о специфических особенностях, отличающих российское общество от других, лучше изученных и лучше понятых. Я всегда сомневался в справедливости знаменитой тютчевской строки: “умом Россию не понять”. Весь мир понять можно, а Россию – нельзя? Шовинистическое преувеличение, свойственное всякому мессианству.

Всякому, кто сейчас недоумевает, как можно было “жить в ПНР”, следует знать, что, хотя политический курс после октября 1956 года довольно скоро опять стал меняться, свободы в сфере культуры сохранялись. И не по милости властей предержащих, которые отнюдь не являлись любителями додекафонии, абстракции, белого стиха и “маргинальной литературы”, – нет, эти свободы были едва ли не всеобщим завоеванием, распространившимся на все слои общества, от столичной интеллектуальной элиты до провинциальных клубов интеллигенции. Культурная жизнь тех лет была плодотворной, бурной и разнообразной, культура насаждалась продуманно, энергично, талантливо. Вот что могло бы составить достойную главу в не написанной до сих пор истории общественной работы в Польше (“внеправительственной”, как сказали бы сейчас, пользуясь кошмарной нынешней фразеологией). В определенной степени это была компенсационная деятельность – когда пространство политических инициатив сужается, возрастает активность в области культуры, но среди ее плодов были не только суррогаты.
Все лучшее, что было связано с коллективным творческим подъемом, наблюдалось в студенческой среде, притом культурная жизнь била ключом не только в ведущих университетах, но и в сельскохозяйственных училищах, в общежитиях будущих педагогов и яхт-клубах. Везде царила атмосфера товарищеской солидарности и освященной искусством дружбы. Куда бы ты ни попадал, можно было не сомневаться: тебя всегда приютят и пригреют! Едва ли не впервые в польской истории в массовом масштабе возобладал стиль демократической, искренней доброжелательности, косвенно оказавший воздействие даже на пограничников. <...> Наш островок счастья висел на краю пропасти, которая поглотила уже целую историческую формацию, и именно об этом напоминала нам по вечерам имперская иллюминация. Можно было, конечно, в постигшей Восточную Пруссию военной катастрофе усмотреть не только неизбежность, но и историческую справедливость – ведь кара пала на “гнездо агрессивного пруссачества”. Все, создававшееся веками на прусских территориях, все города и порты, поселки и пристани, ратуши и церкви, процветающие хозяйства и ремесленные мастерские, водные и наземные пути исчезли, не оставив иных следов, кроме ономастического. А теперь, кажется, исчезает след от тех, кто стер все это с лица земли.

Честно говоря, я не надеялся дожить до подобного путешествия. Сорок лет назад наша жизнь была мечена особым клеймом, но вовсе не страхом перед так называемой Системой, как кажется сейчас тем, кто обладает лишь теоретическими, то есть изобретенными пропагандой, знаниями о ней. Это было клеймо бессознательного страха перед катастрофой, сопутствовавшей нашему появлению на свет. Той катастрофой, которая поглотила государства и народы, города и культуры, деревни и семьи, а в этой части света коснулась едва ли не каждого. Из нашей пятерки соседей по комнате в университетском общежитии только у одного была полноценная семья, но он был переселенцем, только один остался жить в той же местности, что и до войны, но он потерял отца, а описания судеб остальной троицы хватило бы для симультанного романа.
<...>
Я – за историю радикально антропоцентристскую, то есть свободную от идеологических предрассудков и рассматривающую не абстрактные схемы, а элементарные формы человеческой жизни. Поэтому, используя (а не игнорируя) теории систем, концепции формаций и схемы исторических механизмов, я ими не ограничиваюсь. Я знаю, и довольно неплохо, чем были большевизм, сталинизм и “реальный социализм”: для меня это не только теоретическое, но и практическое – личное и семейное – знание. Но по-настоящему мне интересно то ценное и прочное, что удалось создать людям в этих системах и формациях. И потому для меня важнее, чем орден крестоносцев, прусское королевство и немецкая империя, и даже чем Гитлер и нацизм, те немецкие семьи, которые после трудовых будней отправлялись на морскую прогулку из Фромборка в Крулевец или наоборот. Не это ли укрепляло дух пиетистов, то есть тех, для кого активная жизнь была молитвой, адресованной прямо Провидению? А вот теперь и я, после случившейся катастрофы и полувековой блокады, смог отправиться со своим младшим сыном на такую экскурсию – не обещание ли это подлинного исторического перелома?

Человек – существо трансцендентальное, призванное обуздывать собственную и окружающую природу путем исполнения нравственного закона и открытия научных закономерностей. Подчиняясь той или другой природе, он всякий раз попадает во власть стихии и оказывается на краю пропасти. Оттого нравственной воле человека надлежит постоянно быть в напряжении и постоянно одерживать победы; нельзя давать отдыха и воле к познанию, то есть воле деятельной, созидательной. Этому способствует как дух пиетистской набожности, так и дух ремесленнического практицизма; яркий пример тому – жизнь самого Канта. Болезненный ребенок, над которым тряслась в детстве мать, дожил в добром здравии до 80 лет (что в те времена было мировым рекордом), поскольку разработал свой метод дыхания и научился избегать дурных снов. Он жил работой, заполняя ею даже досуг. Биографии великих художников, поэтов и мыслителей изобилуют оригинальными деталями, но мало что может сравниться со следующим: каждый день на рассвете по призыву слуги “Пора!” Кант садится за письменный стол и начинает водить пером по бумаге. В старости он уже не видит того, что пишет.

Поражают высоченные нагромождения ржавеющей стали и железа – торговые суда и военные корабли, баржи, буксиры. Если такой же вид имеет военно-морская база в Балтийске, мимо которой мы проплыли, не приближаясь, про российский флот можно невесть что подумать… Что это: свалка металлолома или кладбище? – недоуменно спрашиваю я сына, понимая, что задаю вопрос самому себе. Нигде не видно танкеров, автопогрузчиков, контейнеров. Россия открывает нашему взору то, что в ней всего прочнее: остатки XIX века, лишь сейчас окончательно сдающиеся и распадающиеся.
Мне сразу вспомнилось путешествие по железной дороге в Москву несколько лет назад: выплывающие из темноты, скупо освещенные вокзалы, похожие на дворцы, перед которыми не хватает разве что извозчиков, и дальше, уже на подступах к Москве, скелеты полуразрушенных фабрик и складов, явно сооруженных в прошлом веке. Конференция, на которую я был приглашен, проходила в здании бывшей Высшей партийной школы – теперь здесь Российский государственный гуманитарный университет. И там, в центре Москвы, в роскошном конференц-зале с вмонтированными в круглый стол микрофонами, за венецианским окном маячил знакомый силуэт старого заводика – излом крыши с матовыми потолочными оконцами в железных рамах и пузатой трубой из красного кирпича, опоясанной ржавыми обручами. Во время той поездки – с момента, когда я увидел сваленные в лесу груды рельсов, кривобокие станционные здания и какие-то невероятные ограждения пригородных платформ, – образ ржавчины буквально меня преследовал. Мне казалось, что Россия обросла сталактитами заржавевшего в ней XIX столетия, и потому, когда один из тамошних известных интеллектуалов, председательствующий на конференции, заявил, что “все мы здесь постмодернисты!”, я подумал, что мне это снится. Восточноевропейскому интеллектуалу следует избегать – как Кант избегал дурных снов – рискованных утверждений.
Калининградский порт еще сильнее втягивает меня в XIX век, в премодернизм российской культурной формации. В России, в ее прошлом и настоящем, ничего нельзя будет понять, если не отказаться от политических инвектив и не посмотреть на большевизм, ленинизм или сталинизм как на тронутые анахронизмом попытки вырваться из анахронизма. Таким анахронизмом, продержавшимся в почти неизменном виде несколько столетий, вплоть до революционной эпохи (1905–1917), был российский феодальный абсолютизм со своими территориальным империализмом, сакрализацией власти и строго соблюдаемой иерархией, с прославлением милитаризма, порабощением народа, общественным фатализмом и бунтующей интеллигенцией.
Разделаться с этим анахронизмом казалось просто: круто повернуть в противоположную сторону, и так оно и было на первом этапе революции. Мифы интернационализма, коммунизма, пацифизма, индустриализации, научного мировоззрения (“научный социализм”) как наркотик действовали на мятежных интеллигентов и темный народ (в России до революции не существовало обязательного школьного образования). Все эти мифы были родом из предыдущего века, а религиозное их восприятие имело еще более древние корни. Отторжение капитализма с помощью аргументов, поставляемых препарированным Марксом (“Букварь коммунизма” или “Вопросы ленинизма”), в сочетании с восторженным приятием первой промышленной революции создали условия для поистине “великой стройки социализма в СССР”. А построено было раннекапиталистическое индустриальное государство с позднефеодальной абсолютистской формой власти – мутант, поддерживаемый и прославляемый идеологически. Марксизм был всего лишь удобной фразеологией для такого прославления. Фразеология, впрочем, могла быть иной; суть российского империализма от этого бы не изменилась.
Меня могут упрекнуть в некоторой упрощенности, но она оправданна: в шумихе запоздалых нравоучений, обрушивающихся сейчас на Советский Союз, забывают об историческом бремени этой сверхчеловеческой и нечеловеческой постройки. Я же ощущаю ее бремя везде, где соприкасаюсь с Россией. Гротескная канонерка с нацеленным в небо пулеметом охраняет российскую границу на Вислинском заливе; самая высокая смотровая площадка над Преголей придавлена тяжестью заброшенного бетонного Дворца Советов; в Москве возведено совершенно абсурдное сооружение – стальной пешеходный мост, визитная карточка мэра, тогда как оборудование петербургской больницы, в которой меня – внимательно и профессионально, подчеркиваю – обследовали (так уж получилось), не менялось, похоже, со времен доктора Чехова. Совсем еще недавно, перечисляя, сколько миллионов тонн чугуна и стали приходится “на душу населения в стране”, нам говорили, что мы вот-вот перегоним весь мир. Я вспоминаю школьные годы, пришедшиеся на недолгий период польского соцреализма, и перед глазами встают бесчисленные изображения цехов, домен, угольных терриконов и портовых кранов. В Калининградском порту меня обступают призраки моего “умершего класса” (“Умерший класс” – название знаменитого спектакля выдающегося польского режиссера и художника Тадеуша Кантора), но ассоциации возникают не со Сталиным, а со Сташицем (Станислав Сташиц (1755–1826) – ученый, философ, политический деятель, много занимавшийся социальными проблемами и хозяйственными реформами). Я как будто вижу соответственно увеличенные клише фантазий первого в Польше певца индустриализации. Сколь же велика должна была быть отсталость, породившая такую апологетику сто лет спустя! Отсюда и эта вездесущая ржавчина…

В Москве острее ощущается то, что всем известно, но как-то недооценивается: присутствие “новых русских”. Это не экзотическая деталь, а выразительный структурный символ. Российское общество разделено на архибогатое наглое меньшинство и обедневшее униженное большинство, и наглядное тому свидетельство – уличное движение. По широким тротуарам Тверской мимо витрин знаменитых фирм снуют прохожие, но в витрины даже не заглядывают, не говоря уж о том, чтобы зайти внутрь. Это люди из другого мира, и в другой мир обращен их взгляд. Любопытный факт: популярные проектанты невольно воспроизводят советские архитектонические габариты. Вывески над магазинами улицы Горького не предназначались для клиентов (да и существовал ли тогда клиент?) – глазу прохожего они были недоступны. Обращенным в небо, им надлежало отражать вселенскую мощь СССР (недаром в те времена пели: “Мы покоряем пространство и время”), и вот сейчас советскую репрезентативность купили диоры, версаче и им подобные. Пожалуй, это символично: на Западе охотно принимают фальшивку за чистую монету.
По Тверской, по Невскому, по проспекту Ленина в Калининграде мчится поток машин, структура которого повторяет структуру толпы на тротуарах. Основная часть – советского производства “Москвичи”, “Лады” и “Волги”, по техническому состоянию не уступающие судам в калининградском порту, а над ними возвышаются огромные американские, японские, немецкие, английские автомобили, на которых, разумеется, ездят “новые русские” и их свита. Ни одной – буквально ни одной – новой машины среднего класса типа “пунто” или “астры”, которых полно на наших дорогах; можно подумать, среднего класса здесь нет и в помине. Я не мог избавиться от ощущения, что общество делится на колонизаторов и колонизуемых, и зримым проявлением их взаимоотношений могли бы стать пулеметы на крышах лимузинов, сейчас, вероятно, спрятанные внутри.
У “новых русских” свой, новый мир: роскошные апартаменты с золотыми кранами и полами красного дерева (мне подробно описывал такую квартиру отделывавший ее польский рабочий), летние резиденции на Кипре и Балеарских островах и ночные клубы с эротическими шоу, рекламируемыми в Петербурге специальной телепрограммой. Зато в Калининграде на базаре чего только не продают – даже жестяные тарелки из армейских столовых и разрозненные перчатки. К счастью, там можно купить и традиционные российские семечки, а вот джипов на улицах немного, и мы чувствуем себя в безопасности. Водитель “Москвича” или “Лады” за несколько рублей охотно вас подвезет (деньги пойдут на содержание машины), а мальчишки, меняющие на улицах валюту если и обманут, то как-то весело и в разумных пределах. Они только начинают свой путь – может, тут закладывается фундамент новой легендарной Одессы?
Кёнигсберг пострадал в ходе боев за город: превращенный в крепость, он яростно отражал не менее яростные атаки. Россияне, вернее, советские люди не стали возрождать разрушенный город, как это сделали поляки сразу после войны в Гданьске и делают сейчас в Эльблонге. Чтобы восстановить то, что поддается восстановлению, надо помнить, что дух города неотделим от его субстанции. Об этом либо забыли, либо дух пожелали изгнать: короче, все, что осталось, сровняли с землей, и это был третий акт уничтожения Кёнигсберга (первым была бомбежка союзниками в 1944). Произошло это в 60-е годы под руководством местного секретаря КПСС Николая Ефимовича Коновалова, правившего в анклаве почти четверть века (1961–1984). Переломным пунктом в деле строительства нового Калининграда стала разборка руин замка в декабре 1965 года. Справедливости ради, замечу, что директивы спускались сверху, чуть ли не от самого Брежнева, и отнюдь не одобрялись жителями города – отголоски протестов калининградских деятелей культуры прозвучали даже со страниц “Литгазеты”. Последствия акции до сих пор налицо и, возможно, останутся навсегда.
Содеянное можно как-то понять, хотя трудно оправдать. Гданьск, Эльблонг, даже Мальброк со своей крепостью эпохи крестоносцев были “нашими когда-то городами”, и национальная мифология подогревала нежные чувства к старым камням. Кёнигсберг же никогда ни в каком смысле российским городом не был – и этого факта не изменят легенды о происхождении Шереметевых или о пребывании здесь Петра Великого и Суворова. Для захвативших город он остался “гнездом пруссачества”, подобно тому, как замок – “символом немецкой агрессивности”. И потому следы неметчины здесь вытравили полностью, тем более что с самого начала анклав решено было превратить в военную базу, каковой он до сих пор и является. От давнего Кёнигсберга остались отдельные портовые сооружения, здание биржи, превращенное в клуб для моряков, разбросанные там и сям административные постройки, несколько жилых домов и реставрируемый собор, перед фасадом которого, как в Петербурге перед “Асторией”, к сожалению, кладут бетонную плитку. Точно такую, с помощью которой украшают тротуары у нас в провинции.
Все остальное, то есть фактически центр города, стало полигоном для преобразования пространства в советском духе, свидетельством примитивного понимания современности. Такое понимание свойственно косной ментальности, желающей все давнее стереть с лица земли, дабы на пустом месте возвести свои якобы рациональные конструкции. (Так герой “Кануна весны” Жеромского инженер Барыка хотел одним махом смести всю польскую грязь и навоз и заменить их стеклянной оранжереей). В Калининграде заметны некоторые попытки использовать естественный рельеф, и городом можно было бы любоваться с высоких прибрежных террас, если бы не ужасные плоды советских методов организации пространства и позорное качество нового строительства. Пространство просто расползается, а дома едва стоят.

В России главное – имперская репрезентативность; пример тому и Красная площадь с кремлевскими башнями и сказочным Василием Блаженным, и Дворцовая площадь с Александрийским столпом и видом на Адмиралтейство, и Тверская улица с поднебесными вывесками, и Калининград со своей панорамой и красивыми таможенницами. Иногда кажется, что в России иной культуры, нежели имперская репрезентативная, по-настоящему не было, и опера, балет, цирк, не говоря уж о науке и спорте, тоже в нее вписаны. Только на такой почве могла возникнуть потрясающая теория симметричного противопоставления официальной и неофициальной культур, придуманная и развитая Михаилом Бахтиным. “Потемкинские деревни”, к сожалению, неистребимы.
Недавно я читал лекцию на кафедре полонистики в МГУ. Филологический факультет размещается не в величественном небоскребе, а в отдельно стоящем здании постройки 60-х годов. По своему техническому состоянию оно может претендовать только на слом, коридоры и лифты невозможно описать, а порог туалета – переступить. Однако главную башню МГУ чистят с применением дорогостоящих французских технологий: мэр Лужков видел в Париже посветлевший Нотр-Дам. А может, еще большее впечатление на него произвел обновленный мост Александра III?
Так или иначе, на то, что видно с высоты птичьего полета или с имперской перспективы, средства в России всегда найдутся. В том числе и на строительство на берегу Москва-реки нового Сити с самым высоким в мире небоскребом (“перегоним Куала-Лумпур”): залогом служит вышеупомянутый пешеходный мост, постмодернистское подражание разнузданным конструкциям Роджерса (Эрнесто Роджерс – итальянский архитектор). Мост этот, с его роскошными бутиками и галереями, повторяю, абсурден: он предназначен для пешеходов, но по нему никто не ходит, смотреть на него приезжают на автомобилях. (Хочется надеяться, что мэру достанет воображения и денег, чтобы подвести сюда линию метро или воздушной дороги.) А тем временем ученые и учителя по-прежнему будут бедствовать, студенты и студентки – заниматься в рушащихся зданиях, а моряки – находить последнее пристанище в цинковых гробах (я вспоминал Лужковский мост во время трагедии с “Курском”), и их гибель будет не случайной, а виновниками – измельчавшие носители имперской ментальности.
В том, что я пишу, нет ничего антироссийского, я свободен от подобного рода польских комплексов, что многократно доказывал, занимаясь русской культурой даже тогда, когда это могли посчитать изменой. Мне нравятся россияне, среди них я чувствую себя в безопасности – даже сейчас, в ночном метро Москвы или Петербурга, несмотря на предостережения местных жителей. Музыка языка, величие литературы, содержательность бесед и проверенные годами дружбы – вот тому причина. А россиянам пора наконец научиться нормально воспринимать критику, в особенности если критикуются самые серьезные их недостатки.
Я болезненно воспринимаю всякую демонстрацию российского “могущества”. Такая чувствительность то ли осталась со школьных лет, когда нам без конца о нем твердили (ведь назойливое восхваление этого могущества и учебники с Яблочковым и Лысенко отнюдь не были вымыслом сатириков), то ли появилась после того, как я впервые прочитал 3-ю часть “Дзядов” (Речь идет о поэме А.Мицкевича “Дзяды”, в 3-й части которой ощутимы антироссийские мотивы), а может, при посещении советского цирка. Это было на исходе 70-х, а значит, незадолго до краха империи, о чем “наверху” еще не догадывались. Напротив: перед началом и в конце представления звучала кантата в честь революции и завоеваний советской власти. Пожалуй, тогда я окончательно понял, что в этом государстве может и вправду не найтись уголка для частной жизни (кроме как на речном пароходе). В Советском Союзе имперская идея была гипертрофирована. Будто чудовищный паразит, она пожирала все, из чего в других местах складывается религиозная, гражданская, профессиональная, общественная жизнь; культуре и семье оставлялись крохи. Потому, наверно, нечасто встречаются столь трогательные явления, как культурная российская семья, – ведь все сосредоточивалось именно в ней. И ездили мы в Россию главным образом для того, чтобы побыть в таких семьях. Когда же СССР рухнул, что было неминуемо, ибо общества с нарушенной системой межчеловеческих связей не могут существовать веками (в чем, к сожалению, убеждаешься post faktum), образовалась зияющая пустота.
Она здесь ощутима везде и во всем. Где профессиональная мораль тех, кто сооружал эти несуразные станции и косые ограды, думал я несколько лет назад, подъезжая к Москве. Сейчас я с тем же немым вопросом смотрю на высотки в центре Калининграда, возведенные, вероятно, в 70-е годы, – из таких же неровных и плохо подогнанных панелей строились дома на окраине Варшавы.
У подмосковных свалок размах поистине имперский. И места для них выбирают самые фантастические: горы отходов иной раз видишь под окнами домов, а груды металлолома – на крышах гаражей. Все на свете, кажется, знают, что такое российская дача – это культурная легенда, а само слово вошло в польский и другие языки. Представьте себе, однако, квадратные километры дачных участков, застроенных домиками, среди которых мало на каком хочется остановить глаз, а большинство оскорбляют элементарное чувство пропорций!
Каким же должно быть моральное состояние общества, забывшего, что такое ответственность и хороший вкус? Неужели россияне утратили свою культурную индивидуальность? Следует ли им искать ее в обрядовом, поверхностном православии и поспешно возрождаемом цареславии? Как могут быть знаменем российского искусства фальшивая эстетика и художественный китч, с глобальным размахом внедряемые Михалковым? Эти и другие нелицеприятные вопросы я задавал своим российским друзьям, и они от них не отмахивались. В Москве есть люди, с которыми можно поговорить так откровенно и с такой пользой для себя, как нигде на свете.
И все же до чего приятно после “новой Москвы”, достойной “новых русских”, очутиться в старом Петербурге! Бывшая столица монархии утратила имперское величие, и нас уже не подавляют размеры ее площадей и проспектов. Только Нева, свинцовая и полноводная, согласно своему литературному образу нагоняет на пришельца страх: кажется, только каменные оковы не позволяют ей поглотить утраченную некогда землю. В Петербурге триста дворцов, с гордостью сообщил мне водитель такси, – царские, великих князей, аристократов. Я их не посещал – не люблю дворцы, да и не они сегодня определяют субстанцию города и его необыкновенную выразительность. Столица архифеодальных самодержцев и питомник антикапиталистической – по крайней мере, по названию – революции сейчас представляется наиболее компактным и лучше всего сохранившимся (не только в России, но и за ее пределами) оазисом классического мещанства. Чем могла бы сегодня быть эта страна, если б сто лет назад пошла по пути, обозначенному перспективой петербургских улиц?
Пожалуй, нигде в Европе – поскольку Париж и Лондон активно модернизировали, а Берлин уничтожили – нет такой метрополии, где бы сохранилась непрерывность перехода от классицизма к конструктивизму. В архитектуре петербургских домов преобладает, впрочем, эклектика XIX века во всех своих разновидностях, ибо именно тогда Петербург, перестав быть только монаршей резиденцией, стал современным городом. Сейчас можно целыми днями бродить по проспектам, улицам и переулкам Петербурга, не уставая восхищаться гармоничностью их застройки и безошибочными пропорциями фасадов, то и дело натыкаясь на жемчужины стиля модерн. Кроме того, на каждом шагу видишь образцы малой архитектуры: порталы, балконы, мансарды, эркеры, карнизы, выполненные в камне или – что еще прекраснее – в железе. Сотня мостов на Мойке и Фонтанке, и нигде не повторяются узоры балюстрад и контуры фонарей! А если в мглистые мартовские сумерки завернуть на Сенную площадь, то среди медленно кружащих хлопьев мокрого снега можно разглядеть Соню (Софья Мармеладова - героиня романа Ф.Достоевского "Преступление и наказание", девушка с пониженной социальной ответственностью). Кажется, здесь ничего с той поры не изменилось, если не стало хуже.
Дело в том, что для Петербурга XIX века, чудом пережившего следующее столетие, настали тяжелые времена. Об этом свидетельствуют обезлюдевшие дома, осыпающаяся штукатурка, покосившиеся двери и окна, проржавевшие водосточные трубы, из которых хлещет вода, долбя стены и тротуары. Никто не делает из этого секрета – достаточно посмотреть на рекламный щит с выразительным обрубком кариатиды и надписью “Наш город устал!”. Надпись эта – призыв, но к кому обращенный? К федеральным властям, к руководству города или Ленинградской области (сохранившей старое административное название) или, может быть, к общественному мнению, к петербуржцам? О туристах не говорю – эти дадут волю чувствам, но не в состоянии спасти город, по площади в два раза превосходящий Варшаву, соизмеримый с Парижем внутри кольца Больших бульваров.
А кто из жителей города на это способен? Смотрительницы из Эрмитажа, которые за месяц получают столько, сколько я потратил (совесть меня гложет) за несколько дней на фрукты; врач, отдежуривший сутки на “скорой”, но не заработавший на суточный рацион для своей семьи; или профессор, которому никогда не наскрести денег, чтобы съездить на зарубежную конференцию? Такой рекламный щит – о многом говорящий вопль отчаяния. Он сообщает, что Советского Союза, который всем владел и за все отвечал и следы которого сохранились во властных структурах, в повседневной жизни уже нет. А также признает, что пока еще нет и общества, которое, получив свободу, переняло бы и собственность, и ответственность.

Сейчас доминируют половинчатые решения, которые подтверждают актуальность проблемы, но сути ее не затрагивают. Крах большевизма, иными словами ленинизма – “научного мировоззрения”, определявшего все представления о мире, начиная от микроорганизмов и кончая “руководящей ролью партии”, – лишил советское общество идеологического связующего элемента, действовавшего как в социальной, так и в психологической сфере. Распад СССР усугубил дезинтеграцию, ибо вместе с Советским Союзом рассыпался и “советизм” – наследник или сменщик ленинизма. Гражданин огромной страны, где бы он ни появился на свет и как бы ни жил, имел дело почти исключительно с государством и его филиалами, каковыми были не только детские и молодежные организации, но и родительские комитеты, и шахматные клубы. Быть пионером (или комсомольцем) – такой вопрос здесь даже не стоял: это был жизненный путь. Церковь не являлась автономной силой даже в царское время, а при большевиках ее вовсе лишили роли связующего фактора.
Это был единственный в истории современного мира случай, когда государство формировало души нескольких поколений своих подданных по собственному образу и подобию. Если термин “советизм” рассматривать не как оскорбление, а как определение, его следует применять ко всей – и общественной, и психологической – конструкции целиком. Следы былого воздействия есть в душах как тех, кто сегодня правит Россией, так и тех, кем правят, и потому все они возлагают надежды на государство – ведь что такое общественное бытие, никто толком не знает. В советской России не было ничего похожего на “Солидарность” или “Саюдис”, то есть не было зародившегося в низах массового движения, цель которого – независимость и коллективное самоуправление. Гласность – как и немногочисленные царские реформы, как большевизм, сталинизм и “оттепель” – пришла “сверху”. Целый легион специалистов мирового класса живут тем, что строят домыслы относительно личности нынешнего президента. В России традиции позитивной общественной самоорганизации настолько же слабы, насколько коротка история территориального самоуправления. Я не заметил никаких признаков продолжения этих традиций – да и как было заметить, если их еще надо создавать. Федор Достоевский постоянно заслонял себе взор Россией, Церковью, царизмом, но правда проявлялась в сокрушительном социальном критицизме его романов. Сегодня, вместо того чтобы с упоением погружаться в метафизику, следовало бы этот критицизм возродить и увидеть Россию такой, какая она есть.
А россиянин по-прежнему видит только государство, но уже не “союз нерушимый”, чье могущество компенсировало множественные недостатки. Нынешнее государство – чудовищно бюрократизированное и при этом слабое, не столько федеральное, сколько фрагментарное, силящееся сохранить былой дух и анекдотически неумелое, отданное на откуп олигархам, беспомощное перед их наглостью. Но ведь надо же как-то поддерживать существование нещадно эксплуатируемого общества. Смогут ли олигархи совместно с актерами “политической сцены” предложить вдохновляющую программу строительства всеобъемлющей общественной, экономической, культурной и политической демократии? Такой демократии, при которой каждый гражданин огромной страны – независимо от национальности, этнической принадлежности, пола и вероисповедания – стал бы полноправным ее субъектом, благодаря чему высвободилась бы заблокированная общественная энергия? Нет, не смогут: такую программу могли бы выдвинуть только те, кто составляет основу общества, кто способен и имеет право заявить о себе: “Мы, народ…”, но до этого еще очень далеко. Ну а раз нет уже ни ленинизма, ни советизма, а для всеобщей развитой солидарности время еще не пришло, остается то, что в России кажется наиболее испытанным: цареславие.
Не путать с православием: до религиозного возрождения в России так же далеко, как до общественного, Церковь же цареславие пока поддерживает, вознося молитвы во славу государства. Формам этого цареславия несть числа – начиная от канонизации тех, кто привел к падению Российскую империю, и кончая уличной продажей изображений идолов. Инвентарного перечня представлять не буду, а сошлюсь на науку.
Один ученый обнаружил в запасниках петербургского этнографического музея не занесенный в каталог внушительных размеров предмет: монументальный пряник, который, как прянику и положено, со временем твердел и посему, вытерпев все превратности судьбы, сохранился. Наш ученый тщательно его обследовал и установил, что пряник испечен в XVIII веке тульскими кондитерами в честь 70-летия Екатерины II. Загадкой оставался только небольшой изъян: кусочек пряника был откушен. Неужто кто-то из слуг при дворе или – того хуже – музейных сотрудников такое себе позволил? О нет – неутомимый детектив-исследователь доказал, что его надкусила сама Императрица! Следы клыков на прянике – ее и только ее. Я привел краткое изложение статьи, напечатанной в отделе науки одной солидной газеты. Там также сообщалось, что бесценную реликвию провезут по крупнейшим городам России. Я придумал название для этого хеппенинга: “Прикус Екатерины”.

Если убрать не только герб уже несуществующего государства, но и памятник его создателя? Как тогда быть с названиями улиц и площадей и даже самого города? Это же нелепо: с карты исчезли Ленинград, Сталинград и их бессчетные производные, а Калининград остался – и не только Калининград, но и Калининградский залив, будто вода в чем-то виновата. Михаил Калинин, в честь которого назван этот прекрасный уголок земли, ничем особым не примечателен. На фотографиях, которые я помню со школьной скамьи (нас не заставляли, как в царские времена, заучивать имена и титулы власть имущих, но портреты членов политбюро в учебниках были), Калинин смахивал на почтенного учителя, хотя на самом деле был послушным сталинским фигурантом. В некотором смысле он был никто, и, пожалуй, история мудро распорядилась, чтобы городу, которого еще нет, а только предстоит быть, сохранили имя, являющееся пустым звуком. Решение переименовать сейчас Кёнигсберг в Цареград прозвучало бы просто насмешкой.

Памятник Канта стоит в маленьком скверике перед новым зданием университета (о старом напоминает мемориальная доска невдалеке от собора). Ни университет, ни памятник ничем особенным не отличаются. Невыразительное административное здание постройки 60-х годов, а неподалеку – квартал блочных домов эпохи 50-х. Бронзовый Кант на небольшом постаменте, в натуральную величину, в мундире тогдашнего прусского чиновника. Фигура – копия старого памятника, а гранитный цоколь – подлинный, найденный в каком-то овине в 1992 году. Нас ждут еще сюрпризы: и внутри здания, и около соседних домов. Дело не в том, что университет в приличном состоянии – не сравнить с московским, – нет, поражает внимание к истории: на стенах висят портреты основателя и первого ректора, а название университета – “Альбертина”, ибо основал его великий магистр Альбрехт Гогенцоллерн, тот самый, который секуляризовал орден крестоносцев, создал прусское государство и воздал почести польскому королю Сигизмунду I. Нам говорят, что университет – старейший в России и один из самых старых в этой части Европы, умалчивая о двадцати с лишним годах его небытия (1945–1967). И подчеркивают, что уже с 1974 года здесь проводятся международные кантовские симпозиумы.
Спустившись вниз, чтобы попасть на остров к собору, возле одного из домов мы натыкаемся на группу людей, приводящих в порядок газоны и дорожки. Это явно не работники городских служб, и я, подталкиваемый любопытством, завожу с ними разговор. Да, говорят они, мы здесь живем и уезжать не собираемся, это наш дом, и мы должны о нем заботиться, поскольку никто другой за нас этого не сделает. Я тут же вспомнил, как мы с соседями по дому организовывали комитет взаимопомощи, а мои друзья – жилищный кооператив. Так что жив еще пример рочдейлских ткачей, и проблемы у нас одинаковые, только масштаб другой, да и связи сильнее нарушены, отчего их труднее восстановить. Крулевецкий мудрец, однако, был бы доволен своими соседями: они проявляют автономию нравственной воли. Свадебную процессию, состоящую из молодежи, столь же разнородной, как воспетый поэтом “народ ста народов”, мы встретили возле собора. Молодожены, как и мы, пришли возложить цветы на могилу Иммануила Канта.
Перевод Ксении Старосельской